Босс для воровки

В кабинете был рассеянный свет, да я и не изучала, какое украшение принёс ювелир, поверив ему на слово. Затем он самостоятельно упаковал драгоценность в коробку, которую я потом, не открывая, передала Касьянову.

Неужели, бизнесмен изначально обманул меня, подсунув подделку? Но, он же понимал, что меня убьют!

– Вы меня разочаровали!

Голос Касьянова звучит глухо, и он вынимает из пиджака пистолет. На меня накатывает волна страха. Вот и всё. Ельцов обманул меня, подставил, и я больше никогда не увижу Артёма.

Боже, помоги мне!

– Я всё сделала, как вы просили!

Я пытаюсь оправдаться, поднимая глаза, полные слёз, на мужчину.

– Эту диадему Ельцов хранил в сейфе! Я не виновата, что она оказалась поддельной!

Павел Андреевич насмешливо смотрит на меня, подносит пистолет к лицу, и взводит курок.

– Мне очень жаль, Виктория Юрьевна, что ваш сын так и не узнает, куда исчезла его мама…

– Мама!

Я рывком сажусь на кровати, напряжённо дыша. Надо мной стоит Артём, и испуганно заглядывает в глаза.

– Я напугал тебя, мамочка?

О, Боже, это сон. Только сон.

– Нет-нет, дорогой. Я почему-то заснула.

Я кидаю испуганный взгляд на детский будильник салатового цвета, стоящий на тумбочке, возле кроватки сына. Полвосьмого!

– Ё-моё, через полчаса в детском саду завтрак!

Я подрываюсь, и вскакиваю с кровати, попутно целуя сыночка:

– Собираемся быстрее, маме на работу надо бежать!

Скидываю халат и открываю шкаф, чтобы найти нужную одежду.

Заспанная свекровь появляется в проёме двери, и с интересом наблюдает, как я собираюсь на работу, в панике отбирая вещи.

– Вик, у тебя всё хорошо?

Киваю. Блин, ну не рассказывать же матери моего покойного мужа, что со мной произошло этой ночью. Нет уж. Перед уходом на дело, я поведала женщине душещипательную историю об избитой подружке, которой нужна моя моральная поддержка.

– Одень что-нибудь с высоким воротником.

Я кидаю на женщину вопросительный взгляд, и смотрю на своё отражение в зеркале.

Бог мой!

На моей шее запечатлен кровавый засос с расплывшимся синяком. Мои глаза удивлённо расширяются, а память услужливо подсовывает все события этой ночи. Ну да. Страстный секс с ювелиром оставил свои следы на моём теле – на бедре отчётливо виден след от руки мужчины, а на шее – кровавый засос.

– Это не то, что вы подумали…

Но моё бормотание звучит несуразно, а улыбающийся взгляд свекрови явственно свидетельствует о том, что она уже сама всё поняла.

– Главное – чтобы ты была счастлива!

Женщина опускает взгляд в пол, и удаляется из спальни. В моей душе всё переворачивается. Я даже не представляю, что почувствовала сейчас моя свекровь, увидев невестку, пришедшую под утро от чужого мужчины. Наверняка, она посчитала меня подлой тварью. Ведь, с момента убийства Лёни прошло только семь месяцев.

Чуть не взвыв от досады, я надеваю розовую блузку с высоким воротником и белую юбку-карандаш, и отправляюсь на кухню. Свекровь стоит у плиты, и жарит на завтрак блинчики.

– Садись, ты ещё успеешь позавтракать.

– Ольга Владимировна, у меня к вам просьба.

– Да?

– Вы не могли бы пожить у нас? Мне нужно уехать в Объединённые Арабские Эмираты. Вылет завтра, в три часа дня.

Свекровь, непонимающе, смотрит на меня, и молчит. Она, конечно, ждёт каких-то разъяснений по поводу моего скоропалительного отлёта. Но я ничего не могу ей рассказать.

– Хорошо, Вика, не волнуйся. Ты надолго уедешь?

Я опускаю глаза в стол, и откусываю предложенный ароматный блинчик.

– Я пока не знаю. Надеюсь, что нет.

Ольга Владимировна понимающе кивает и тут на кухню влетает мой сын, с взъерошенными ото сна волосами:

– Мама, пойдём!

Я треплю его по светлым волосам, и улыбаюсь. Кто знает, что меня ждёт? Но, я обязана выйти сухой из этой передряги.

5

– Вы просите меня о недельном отпуске? Но сейчас разгар учебного года!

Анна Ильинична нервно меряет шагами свой кабинет. Я сижу на стуле, одетая в верхнюю одежду, возле её рабочего стола и, в нерешительности, сминаю в руках бумажный платок.

– Понимаете, свекровь заболела. За ней некому ухаживать. Вы же знаете, мой супруг умер.

Чёрт! Мне сейчас приходится унижаться перед заведующей детского сада и придумывать всякие отговорки. Анна Ильинична раздражённо цокает языком:

– Ладно уж, пишите. Отдохнут дети неделю от музыки, ничего страшного не произойдёт.

Быстро накарябав заявление на отпуск, я выбегаю из кабинета, и облегчённо выдыхаю. Всё получилось!

В моей потёртой сумочке бедного преподавателя музыки вдруг раздаётся весёлая трель мобильного телефона. Я, не мигая, смотрю на экран. Высветившаяся фамилия вызывает во мне виток дрожи, и я, с колотящимся сердцем, беру трубку.

– Виктория Юрьевна? Я надеюсь, вы помните, какая сегодня дата.

– Конечно.

Я пытаюсь успокоить своё дыхание, чтобы разговаривать с Касьяновым как можно увереннее, сжимаю руку в кулак, и впиваюсь ногтями в ладонь. Дикая боль отрезвляет меня, и становится гораздо спокойнее. Он не должен слышать нервы в моём голосе.

– Ну, тогда я жду вас. Через час спуститесь во двор, к подъезду. Мои ребята вас подвезут.