Босс (СИ)

«Сука» — одними губами произносит он, замечая это, и глаза печёт от справедливости его злости. Бесконечно прав. Сука. И не простит себе, если сейчас Кольт выстрелит. Она не заслуживает этого искреннего и простого парня, никогда не заслуживала. Она слишком мерзкая лживая тварь.

Или такой она стала под руководством своего хозяина.

— Ты не так меня поняла, маленькая Эм, — твёрдо произносит Герра, рука с оружием не дрожит ни секунды. — Я бы сохранил ему жизнь, если бы он отказался бежать с тобой. Но его выбор был чертовски неверный.

— Нет! — осознав его слова, она рывком бросается вперёд в дурацкой надежде перехватить у него револьвер, но не успевает. Выстрел гремит в отеле «Эдем», отдавая эхом от обшарпанных стен. Одна-единственная пуля прошивает лоб, прикрытый непослушными пшеничными прядками, забирая блеск тёплых зелёных глаз и оставляя щербину с брызгами крови на двери. — Нееет!

Гулкий вой рвётся наружу, пока тело Николаса оседает на пол, грузно и медленно. Алая струйка скользит вниз к носу и губам, подтверждая, что кара свершилась. Эми зажмуривается, обнимает себя руками, пытаясь унять крупную дрожь в конечностях, не скулить, словно побитая собака.

«Сука».

— Нет-нет-нет… — мотает головой, не желая верить. Бесконтрольные слёзы сами появляются на щеках солёными дорожками из несмываемой вины и внезапного осознания, что это — закономерный исход. Что не стоило надеяться на милость бесчувственной твари.

Бесчувственная тварь.

— Боже, милая, ну что за истерики? Я же говорил — будь спокойней, сдержанней, — Алекс безразлично вздыхает и убирает револьвер за пояс брюк. — Тебе ещё учиться и учиться. Иди ко мне, — соблазняющий шёпот, призванный её отвлечь и вновь закрепить оковы на душе.

Эми внезапно тянет трясущуюся руку к карману куртки, безошибочно находя рукоять своего ножа. Не беззащитна. На этот раз — нет. Запах крови в воздухе отрезвляет так, что искрит перед полными влаги глазами. И она щелчком вскидывает блеснувшее в первых рассветных лучах лезвие.

— Не подходи ко мне, — острой стороной к приближающемуся хищнику, ещё не сознавая своих действий. Тошнота и отвращение так сильны, что кажется — не выдержит и рассыпется от того, как колотит в виски пульс. Во рту вкус могильной затхлости и смерти. Вот, что может привести её в чувство.

Алекс замирает в открытом потрясении. Впервые — недоумение в грязном шоколаде. Впервые его спектакль пошёл не по нотам. Впервые главная актриса бунтует против своей роли. В его властный баритон подключается сталь приказа, холодом обжигающая вены:

— Опусти свою игрушку. Хватит соплей и дури. Или ты действительно думаешь, что можешь мне навредить? — насмешка, снова смеётся над ней, снова не воспринимает всерьёз! Он уже на расстоянии вытянутой руки, готов вывернуть нож из её пальцев. Эми скрипит зубами от ярости, которая столько времени её питала. Голова — тяжёлая и гудящая, роем пчёл под самой корочкой черепа. Больно. Больно, когда всё разворачивается, щелчками памяти вставая в правильные позиции.

Дождь стучит по чёрному зонту. Заунывная речь распорядителя похорон слышится, как через подушку. Большая продолговатая яма ждёт, когда в неё погрузят пустой деревянный ящик с одним-единственным венком: больше некому прийти, кроме пары шушукающихся за её спиной соседок. Нет ни залпов орудий, ни даже флага со звёздами, а ведь он имел звания и учил её отдавать честь. Нет ни одного человека в форме, потому что — чёртова секретность. Даже его напарнику не позволили прийти. Фрэнк Коулман будет закопан его единственной дочерью — смешно, ведь в ящике нет тела.