Через два часа мне вовсе не до смеха. Мы забрались, кажется, на самую высокую гору в Рио. Идем по извивающейся тропинке вверх, хорошо, что налегке, сомневаюсь, что выдержала бы такой подъем даже с небольшой поклажей.
– Далеко еще? – недовольно ворчу.
– Да собственно все.
Дорожка делает поворот, мы выходим на открытое пространство, и я замираю.
Секунду спустя со словами «э-э-э… нет» разворачиваюсь, готовая бежать обратно, но Герман быстро ловит меня за руку и тормозит.
– Ты спятил? – приходится на него чуть ли не шипеть. – Что это такое? – мой палец обвинительно указывает на группу людей на краю скалы, а еще огромный ненадежный дельтаплан.
– Это? Лекарство от аэрофобии, – с улыбкой Герман притягивает меня к себе, и я утыкаюсь лбом ему в грудь, мотая головой из стороны в сторону.
Сама мысль, что он пусть даже теоретически предполагает, что я соглашусь сигануть вниз на этих «крыльях мотылька», меня удивляет.
– Нет и нет. И еще раз нет. И нет.
– Тише, – он целует меня в макушку. – Не обязательно лететь сразу. Пошли просто посмотрим.
Герман не давит и не настаивает, и я ему благодарна, но принять предложение не могу.
– Ты точно обалдел, я не собираюсь на это смотреть.
– Варь, ну ты же мне сама говорила, помнишь?
– Что говорила?
– Что твоя аэрофобия от того, что ты не управляешь процессом. То есть скорее всего из-за этого. А здесь, – он делает широкий жест рукой, – все полностью под твоим и моим контролем. Я ведь полечу с тобой, я уже делал это, со мной тебе абсолютно ничего не грозит, я буду рядом, я поддержу.
Его голос такой ласковый, а доводы настолько убедительны, что велико искушение поддаться, согласиться, пойти на поводу.
– А-а-а… я… не знаю, – жмурюсь и снова мотаю головой, но Герман опять шепчет свое «тише».
В конце концов он убалтывает меня посидеть и посмотреть, как это делают другие.
– Ты мне доверяешь? – шепчет мне на ухо.
– Доверяю, – искренне отвечаю, – но это – другое!
Смотрю на довольных улыбающихся людей, предвкушающих приключение, а у самой в животе холодеет, но где-то там… под ледяной коркой страха начинает просыпаться интерес, пока Герман в красках описывает мне, какое это классное чувство – свобода полета, как здорово ловить потоки воздуха, чувствовать себя птицей, видеть сверху места, где мы гуляем каждый день: Ипанему, Леблон, Сан-Конраду, он практически убеждает меня. Я смотрю на все его глазами, и, наверное, в какой-то момент страх немного отступает.
Глава 8
Наши дни
Очень опасно вспоминать о прошлом. По крайней мере о том периоде, когда они только познакомились и все было безоблачно. Герман подлечил меня от последствий токсичных отношений, в которых я увязла достаточно плотно. А затем произошло то, что произошло. Так что теперь приходится напоминать себе, что ностальгировать в моем положении непозволительно.
Непозволительно. Именно так. Однако воспоминания то и дело лезут в голову. Жила без Германа и думать не думала о том периоде, на который сама поставила жесткий блок. С самого начала волевым усилием приказала себе не искать о нем информацию, не «гуглить», не спрашивать общих знакомых, а всех желающих рассказать о его жизни – убрать из круга общения.
К концу недели я уже в Петербурге. Сейчас только середина октября, так что снегом даже не пахнет. Зелени на деревьях еще предостаточно, а я с детства знаю, что, пока все не спадет, начала зимы можно не ждать.
Квартира на Шпалерной встречает меня холодом каменных стен. Приходится в спешном порядке включать все батареи и выветривать застоявшийся запах питерских дворов из просторного помещения. Здесь не особо уютно, или это мне так кажется, потому что мой северный город встретил меня мрачным серым небом и призрачной туманной дымкой, висящей над артериями рек. Комната площадью почти в тридцать метров, с потолками под четыре метра, живо отапливаться не желает, поэтому, как только представляется возможность, я сбегаю отсюда, готовая гулять хоть весь день, только бы не возвращаться и не заполнять голову очередными воспоминаниями. Здесь они по большей части будут горькими.
Но и в городе, особенно в этом районе, куда ни плюнь, все напоминает о Германе. Вот черт же-ж! Не было его на горизонте, и жила себе преспокойно, а теперь я так нервничаю, будто мне снова девятнадцать и мы только познакомились.
Самое неприятное, я не понимаю, что в голове у Германа, не могу поверить, что он не знал, что я здесь работаю. А может, действительно не знал?.. Кто теперь разберет… Ситуация поменялась: он мой босс, и надо с этим как-то жить. Только если Островский думает, что я буду покладистым сотрудником, пусть обломится сразу и бесповоротно. Если он, как и говорил, наводил справки, то знает, что покладистость – это совсем не про меня.
Вечер накатывается внезапно, я снова забегаю домой, чтобы переодеться и сходить в «Шляпу». Я знаю, там всегда разношерстная публика, прекрасный джаз и разнообразный выбор алкоголя. В тесном душном помещении можно без проблем затеряться и перекинуться парой ничего не значащих фраз у барной стойки с каким-нибудь завсегдатаем.