Боссов сын, или Я принимаю бой!

– А зачем ты ее чувствовал?

– Ты совсем того? Тебя чтобы позлить, конечно!

Вот мы снова почти ругаемся. А я рисковала теперь сама заработать проблемы с сердцем, так громко оно застучало. Надо успокоиться и разобраться:

– Стас, ты ведь сейчас не издеваешься в очередной раз?

– Я – да. А ты?

Он из репертуара не выходил, но я с мысли не сбилась:

– У наших родителей не из-за тебя не срослось! Маме Борис Игнатьевич вообще не нравился до такой степени!

– Это тебе так объяснили? Мне объяснили иначе. Но дело даже не в этом – всегда висела бы дилемма: мое счастье возможно потому, что отец остался несчастным. Или если бы отец стал счастливым, я бы остался несчастным. Так проще вообще никому из нас счастливым не быть, тогда и дилемма отпадает сама собой.

Это было слишком.

– Стоп-стоп, Стас! Не уводи в сторону! Ты хочешь сказать, что в институте… на фоне всего, что между нами происходило, я тебе… нравилась?!

– Нет, я не хочу этого сказать. Но спасибо, что сказала ты.

Зарычала от бессилия. Как сложно вести диалог с таким человеком!

– Ты же меня доводил! Чуть ли не ежедневно подкидывал новые поводы для раздражения! И после того, как вернулся!

– А-а, ну да. Тогда еще «дэ» – в той самой абстрактной ситуации представь, что тебе тот идеальный парень все еще дорог по старой памяти и ты не хочешь заставлять его страдать. Мало ли что случится. А если заново что-то разгорится, а тебе снова на операцию или еще куда? У него, может, с Денисом все бы срослось, а тут ты такая, ненадежная, вклиниваешься в его жизнь, вспоминаешь старое и на себе ее замыкаешь. И ты реально ненадежная, хоть и будешь корчить из себя человека, которому на все начхать.

Я резко выдохнула в ладони. С ума сойти! Меня просто придавило, к его словам подплывали десятки других фактов, разговоры с Олегом, а ведь они были всегда двусмысленными… Олег точно знает о прошлых чувствах Стаса! Где все это время были мои мозги? Рекламные проекты изобретали?

Он заговорил снова:

– Да брось, неужели ты даже не догадывалась? Как-то уж слишком сильно удивлена.

– А с чего мне было догадаться? – отозвалась бездумно.

– Ну ты и полено, Полин.

В данном случае он полностью прав. Тупица просто, безнадежная в личных отношениях. Кое-как спросила снова – получилось едва слышно:

– Почему сказал сейчас?

– Потому что здесь нет окна, в которое ты могла бы выпрыгнуть. И разве это что-то меняет?

– Ничего! Но все-таки почему сказал?

– Не знаю. Потому что сейчас это уже не имеет значения. Или потому что ты ведешь себя иногда как идиотка. Настолько, что у тебя нулевые шансы на личную жизнь, в принципе. И заодно решил надавить на жалость, раз тебя даже мое сердце не пробрало. Вдруг бы проканало, и ты начала бы вести себя по-человечески? Мне еще в отделе долго работать, пока других вариантов нет.

– Нет у меня к тебе никакой жалости!

Я злилась, но не от его признания, а от того, в какое странное ощущение он меня усиленно погружал.

– Видимо, не проканало. Так даже лучше. Что ответишь?

Я только теперь вспомнила, что мы целовались. Дважды, если быть точной. Для меня оба раза были проходными эпизодами, а он их как воспринимал? Особенно тогда, на новогодней вечеринке… И говорил, говорил-то сколько, ну я и полено… Неудивительно, что у мамы с Борисом Игнатьевичем не сложилось, если она такая же. Как ей папа в свое время смог объяснить, что у них любовь, а не что-нибудь другое? Некоторым же надо большими буквами и в разных формулировках, чтобы дошло! А потом по второму и третьему кругу, потому что после первого раза мы все равно будем сомневаться.

– Я… Я, Стас, ничего не отвечу. Вообще не могу сообразить, как на такое реагировать. Кажется, мне теперь надо в Швейцарию!

– В общем-то, я только для этого и решил рассказать, в кардиоклиниках веселее отдыхать с компанией. Не парься. Я устроился в твой отдел, поскольку с тобой у меня были связаны хоть какие-то приятные эмоции, а мне они были нужны. Но если хочешь, сделай вид, что ничего не слышала. Я напоминать не стану.

Жаль, что здесь темно. Мне очень захотелось посмотреть на него. Разумеется, я помнила его лицо и фигуру, знала голос и все проявления характера, но необходимо было посмотреть снова, уже с мысленным вопросом, мог бы он мне понравиться? В смысле тогда, несколько лет назад. Ведь именно с этой мыслью я никогда и не смотрела… Но прекрасно понимала, что когда мы выберемся отсюда, то друг на друга даже взглянуть не сможем: он – от вырвавшихся признаний, я – от смущения, что закадычный враг все это время был не совсем врагом, хотя тщательно им прикидывался.

Я ежилась то ли от нервного напряжения, то ли от поползшей по полу ночной прохлады. Стас выделил мне ровно столько времени, сколько сам посчитал нужным для переваривания всей информации, то есть уже через три минуты заявил:

– Если в твоем отношении ничего не изменилось, тогда ползи обратно, Полин. Будем продолжать приятельствовать, рюкзак-то все равно один. Но если тебе стало неловко, то я пойму. Хотя было бы странно начать испытывать неловкость за дела давно минувших дней. Особенно тебе, «леди железной».