– Веста, а теперь-то ты с какой целью рядом крутишься? Неужели ты нашего Стаса считаешь до такой степени буратинкой, что он даже после недавних откровений захочет рассматривать твою персону в романтическом ключе?
– Да при чем тут романтика? – она отреагировала без напряжения. – Просто не хочу остаться в стороне, когда вы новую диверсию запланируете. Очень за фирму нашу переживаю!
– Баллы ты в глазах начальства зарабатываешь, – вздохнула я. Как же она раздражает этой своей решительностью – такая вырвет должность зубами и когтями, если кто-то осмелится ее не заметить. С такими нельзя быть мягкотелыми тютельками, с такими можно общаться только их же оружием. Я повернулась снова к Стасу и угрожающе произнесла: – Выбирай – или я, или мы обе!
Он застыл, сглотнул, затем вкрадчиво проговорил:
– Полина, никогда – слышишь меня? – никогда не задавай вопрос мужчине именно в такой формулировке. Запиши в список советов.
– Вот, кстати, о твоих бесценных советах я и хотела поговорить. – Ухватила его за руку. – Сам понимаешь, личное в присутствии посторонних не обсудишь.
Стас кивнул и шутовски склонил голову перед Вестой:
– У нас там личный Денис. Клянусь последним буклетом, что мы не будем планировать очередную диверсию.
Вообще-то, я как раз и собиралась продумать следующий шаг, просто хотела скинуть карьеристский балласт. Но когда мы пришли в кафе недалеко от офисного здания, я решила не менять тему, а развить ее – и внимательно посмотреть на его реакцию:
– Поблагодарить тебя хотела за помощь. С Денисом все сработало!
– Так быстро? – Стас даже о сэндвиче забыл.
– Ты как будто удивлен. Поздравляю, твой тренинг эффективен. Я так ловко переключила разговор, что сама не заметила, как он уже меня на свидание зовет.
Я пыталась уловить в его глазах досаду, ведь она обязана была промелькнуть хоть на секунду. Но Стас опустил взгляд и вновь принялся за еду. Мне реакции не хватило, потому я продолжила:
– Он, оказывается, умеет говорить не только о спорте – кто бы мог подумать? Интересный и разносторонний человек! Но мне теперь дальнейшие ходы знать надо. Во что мне нарядиться – свободный джинсовый расслабон или стильное кокетство с короткой юбкой?
– Да хоть в тулупе иди, мне-то какая разница?
Сделала вид, что не замечаю его отстраннености:
– Понятно, спасибо! А как ты думаешь, любовный гуру, целоваться на первом свидании – нормально или признак легкомысленности?
– Признак, конечно, неужели и этого не знаешь? Если девушка целуется с парнем в первые двенадцать свиданий, то он ее всерьез воспринимать не будет.
– Шутишь? А я вот, наоборот, считаю, что не мешает показать ему и свои чувства…
– Плакат напиши: «Денис Дзюдоистович, я ваша навеки». И чувства покажешь, и целоваться с кем попало не придется.
– Ты как-то нервно ответил, – протянула я. – Тебе не нравятся мои успехи?
Стас тряхнул головой, но через секунду посмотрел на меня решительно, без грамма ожидаемой нервозности.
– Нет, я просто о суде думаю. Как жаль, что мы стратегию Жильцова так поздно раскусили. Теперь отец может выбирать лишь между степенями вляпанности в конфликт… Ну неужели нельзя просто отозвать иск? Отделались бы наименьшими потерями.
Я вздохнула, мгновенно переключаясь:
– Или этим открыли бы, что разгадали план. Может, Борис Игнатьевич хочет пока это как-нибудь использовать? Ему Жильцова на чем-то подловить теперь нужно, как тот нас подловил, иначе мы в любом случае останемся в проигрыше. Я полночи не спала, все придумывала, как Настю подставить – ну нельзя же позволить ей легко уйти. Теперь я с тобой согласна, что увольнения как-то слишком мало. Она ведь своих предала – людей, которые ей доверяли и ее ценили. И за что? За какую-то краткосрочную прибыль? Что-то же в человеке должно быть выше денежного профита, что-то же должно быть важнее! И пусть ей повышение не светило – мне оно теперь тоже не светит, как и многим другим отличным специалистам. Но это ведь не повод хватать ножи и втыкать их в спины друзей!
Стас ответил легко, будто сам моего негодования не разделял:
– Я нить потерял, ты сейчас про Настю или про свою мать?
Уел. Продолжать в этом направлении расхотелось. Пришлось молча есть. Весь коллектив фирмы ждал предстоящего суда как полного торжества наших интересов, но мы, посвященные, хотели бы оттянуть этот момент – ведь с него настоящие проблемы и начнутся. В конце ужина я все-таки выдала свои тревоги:
– Самое сложное – не знать, что делать.
– Нет, Полин. Самое сложное – знать, что ничего не надо делать. И как-нибудь с этим смириться.
Показалось, что он говорит вовсе не о проблемах фирмы, потому я уточнила еле слышно:
– Ты смирился?
– Вряд ли. Надо терпеть, пока хватает сил.
– А потом что?
– Крушить. Крушишь и снова терпишь, пока хватает сил.
Душа привычно сжалась, но оттуда, изнутри жалобно просила еще ответов.
– Что крушить, Стас?
Он изменил выражение лица, натянуто рассмеялся и изобразил расслабленность.