Боссов сын, или Я принимаю бой!

– Утречка, тещенька, – начал паясничать Стас, который всегда обращался к сарказму в острые периоды волнения.

– Нина Александровна, – поправила она холодно и добавила: – Зятек. Боря знает? Надеюсь, что да. Я стрясу с него максимально пышную свадьбу, раз такой расклад.

Ей бы все трясти – она даже удивления не выказала, а сразу принялась за расчеты. Я не выдержала:

– Что ты здесь делаешь, мам?

– Вызвали в качестве свидетеля. На ужин заходите, а то я Стаса много лет знаю, но в таком ключе еще не разглядывала.

И без дальнейших объяснений пошла в зал, мы сопроводили ее задумчивыми взглядами. Даже нас не привлекли, хотя мы непосредственно участвовали, а что могло потребоваться от нее?

Суд грозил затянуться на месяцы, такие процессы в один день не протекают. И слушать сухие отчеты было тоской смертной. Но именно в конце первого дня и началось главное действие, когда маму вызвали в качестве свидетеля… обвинения.

Я слушала ее, открыв рот и постоянно повторяя себе, что это не сон. Вполне вероятно, только Борис Игнатьевич и знал о ее участии… А вот Олег всего определенно не знал, поскольку его рот тоже открывался все шире от каждой новой детали.

– Нина Александровна, – сказал судья, – у вас есть доказательства перечисленных заявлений?

– Достаточно, – у нее интонация ни разу во время речи не изменилась – как была профессором, читающим лекции, так им и осталась. – В списке улик мы заявили об аудиозаписях разговоров с должностным лицом – Жильцовым Иваном Алексеевичем. По ним без труда можно установить факты промышленного шпионажа, недобросовестной конкуренции и предложения взяток ректорату вуза.

– Каких взяток?! – Жильцов заорал, несмотря на шепотки своих юристов. – Тогда и Стрельцова во взяточники запишите!

Мама посмотрела на него, как преподаватель на студента с кучей хвостов.

– Впервые слышу о том, что Борис Игнатьевич хоть раз настаивал на «неофициальном вкладе в развитие». Все его дотации оформлялись именно дотациями.

– Да вы же сами мне об этом говорили!

– Я? – она глянула на него поверх очков. – А у вас есть аудиозаписи? Потому что я подобного сказать не могла.

Судье часто приходилось стучать молотком, чтобы прекратить шум, а процесс теперь грозил растянуться на еще больший срок, чем мы вначале предполагали. Самыми тяжелыми обвинениями были угрозы нескольким сотрудникам – оказалось, что кроме Насти, конкуренты искали выходы и на других людей. Свидетель Бажина Анастасия Сергеевна подтвердила, что ей была передана круглая сумма и прямым текстом обозначено, что в случае отказа сотрудничать она «проблем не оберется». А это означало, что мы, всей огромной гурьбой, плавно перетекали уже в уголовное законодательство. Теперь было понятно, для какой цели мама обрубила все связи с Борисом Игнатьевичем и даже со мной, – ей должны были доверять. И она с бетонным выражением лица сама сливала Жильцову некоторые подробности, чтобы в ответ получить такую же откровенность.

Понятно, что после я не могла ее не обнять.

– Мам, я даже мысли не допускала! Как же я рада знать, что ты на самом деле тоже веришь в идеалы справедливости!

Она обняла меня в ответ и прошептала в волосы:

– При чем тут справедливость? Боря теперь до конца дней будет инвестировать в институт. Ему б успевать зарабатывать столько, сколько он мне теперь должен. Не подслушивай, Стас, я общаюсь с дочерью!

– Да общайтесь, общайтесь, тещенька. Не устаю поражаться вашей схожести.

Я не стала на нее обижаться – в любом случае приятно, когда справедливость торжествует!

Даже несмотря на этот козырь, предстояла еще уйма хлопот для полной победы. Головной офис «Рек-про» благоразумно открестился ото всех местных событий и тем самым оставил филиал без поддержки, но и Жильцов не был слабаком – на каждое наше обвинение у него находилось два своих. Однако уже в первый день стало понятно, что о потере рынка теперь речи не идет. А в случае полного нашего успеха филиалу «Рек-про» желательно переместиться на другую территорию – сочувствую их новому месту жительства, но пусть там местные сами справляются.

Нервы все-таки сказывались. Борис Игнатьевич настоял, чтобы Стас ехал в Швейцарию раньше запланированной даты. Заметно постарел и Евгений Михайлович, которого привлекли к судебному процессу на внутреннюю экспертизу. Настю уволили, несмотря на ее старые заслуги, – и это решение тоже пришлось принять Евгению Михайловичу. Он не мог оставлять в отделе людей, которым не доверяет.

Он собрал нас на очередном совещании и начал не с разбора проектов:

– Девчата, – обратился он непривычно и вспомнил о Стасе, – и ребята. Думаю, что когда эта канитель закончится, то уйду на пенсию. Пора вспомнить, как выглядит моя семья. Поздравляю, впереди сокращения работы для вас не предвидится – ее будет только больше. И как же я рад, что в это время буду сажать огурчики на даче! Станислав, ты подумал над тем, что мы обсуждали на прошлой неделе? После твоего возвращения начну вовлекать тебя в дела. Ориентируйся, что примерно к концу года ты сядешь на мое место.