Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку (СИ)

— Что ты тут делаешь? — Не то чтобы опешила, но не думала, что Лерка меня и тут найдёт. Неловко погладила дочь Кирсанова по голове, не зная, как в таких ситуациях выражают обоюдную симпатию с маленькой девочкой. Чужой девочкой! Почти незнакомой… Дочерью человека, обвинившего меня прямым текстом, что я к нему подбираюсь через его ребёнка!

— Я же мама, — на полном серьёзе заявила Лерка и нехотя от меня отлепилась:

— А мамы, конечно же, обязаны знать, где их дети!

— Да, наверное, — задумчиво согласилась я, уже прикидывая, как бы нам свернуть эту игру или направить в более спокойное русло, когда бы меня не преследовали и сами не обнадёживались, что у нас “замечательная семья”. Это мило очень, и мне правда нравится Лера, даже тоскливо думать, что всё это только игра. Но я-то переживу, а вот ей может быть больно, когда правда жизни ударит по голове: мам не находят на улице.

— Пошли играть в карты, — быстро переиграла ситуацию мелкая в своей легкомысленной манере переключаться с одного на другое, решительно ухватила меня за руку и потянула прочь из коридора с кабинетами врачей.

— Уверена? — скептически уточнила я, следуя за Леркой. — А то ведь проиграешь и опять будешь отнекиваться от выполнения желания.

— Не буду, конечно же! Я взрослая! — кивнула с важным видом мелкая. — И перед Людмилой Викторовной, конечно же, извинилась! — значимо похвасталась, словно это было такое достижение, что за него медаль причиталась, и Лерка её вот-вот была должна получить. Ну и почёт, признание в нагрузку.

— И что, думаешь, она тебя простила? — это я так спросила, чтобы молчание нарушить.

— Конечно же, — была уверена на все сто девчонка. — А если нет, — добавила с обезоруживающей улыбкой, — папа её всё равно уже уволил.

Мда… Хорошая девочка, но ей бы привить самые простые человеческие качества: допустимо\недопустимо, хорошо\плохо, необходимость\прихоть. Но делать это, увы, некому.

Мамка куда-то слилась. Полагаю, баба с воза, кобыле легче, да только не кобыле, а коню. И ретивый красавец весь в работе, а на досуге покупает себе любовниц, вместо милых посиделок с ребёнком. Дочка развлекается манипулированием взрослыми, играет чужими судьбами и преспокойненько сживает со свету нянь.

Хороша семейка Кирсановых…

Конечно, не мне судить, но раз уж я ненароком оказалась втянутой в их жизнь, то и оцениваю ситуацию со своей колокольни.

— Бедный мамонтёнок, — скорее себе буркнула, чем для ушей мелкой. — Нужно учить тебя человечности и ответственности.

— А ты научишь? — ничуть не обиделась Лерка и посмотрела на меня таким честными глазами, что я засомневалась, что на свете вообще есть хоть один вменяемый, кто бы смог устоять против такого непосредственного напора и искренности.

— ЧелоКочности, отвеЧенности, — с совершенно серьёзным видом загибала пальчики мелкая, но при этом неосознанно коверкала слова, будто речь шла о каких-то детских играх. — И в классики играть. Там чертить нужно… — тараторила, уже прыгая с темы на тему и не замечая, как с тихой беседы, перешла на громкость. Я мягко шикнула, напоминая, где мы находимся и клятвенно пообещала: и челоКочности обучить и классикам, а потом мы наткнулись на непредвиденную преграду. Чуть ли не на полуслове нас прервала медсестра детского отделения Антонина Васильевна.

— Это что такое? — возмущённо перевела взгляд с меня на дочку Кирсанова и обратно. — Опять не в палатах?

— Простите, мы с Валерией обсуждаем её вчерашний приступ человечности, — сообщила я доверительно.

Антонина сморгнула недоумённо.

— Она из уважения попросила прощение у человека гораздо старше себя, не смотря на то что продолжала настаивать на своей невиновности, — важно добавила я, чтобы и медсестра перестала таращится, и Лерчик призадумалась. Может быть мудрёно получилось, но мелкая сразу среагировала:

— А-а-а, — привлекая внимание, воодушевлённо протянула, дёрнув меня за руку, — так это и была челоКочность?

— Че-ло-ВЕЧ-но-сть, ува-жи-те-льно-сть, — вкрадчиво и по слогам подтвердила я с кивком, прикидывая, смешно ли мы выглядим со стороны.

Но мои умилительные мысли не разделяла медсестра:

— Это всё замечательно, но вы сейчас нарушаете больничный режим. Тихий час! — строго, точно воспиталка в садике. Для полноценного образа не хватило грозного качания пальчиком. Даже мне стыдно стало, что мы такие непослушные и злостные нарушители сончаса.

— А мы уже спать, конечно же… — первой отмерла Лерка, потянув меня за руку, в сторону своего отделения.

— Лер, — я всё же была сильнее, поэтому мамонтёнок остановился, не в силах сдвинуть меня с места, — Антонина Васильевна права. Есть режим и мы его обязаны соблюдать. Так поступают взрослые, ответственные люди, — разжевала мысль, без улыбки глядя на мелкую, чтобы она поняла всю серьёзность момента. — Поэтому я к себе, а ты к себе.

— Почему? — личико Лерчика стало таким разнесчастным, что слова застревали в горле:

— Мне… у тебя спать… нельзя, — прозвучало невнятно, хоть и было правдивым аргументом. Просто, даже мне в контексте “для ушей мелкой” он показался нелепым и слишком “мыльным”. Ткни в него — лопнет.