— Надеюсь, нет, — ровно отозвалась я. — Но если что, ты за этим следи и распускаться нам не позволяй, ладно? — деланно нахмурила брови, изображая крайнюю степень серьёзности. И запоздало поняла, что мои слова прозвучали так, будто мы с Романом должны были состариться вместе.
Идиотски вышло, но слово не воробей, тем более мелкая уже на это среагировала:
— Конечно же! — воодушевилась торопливо. — Я к вам приду и скажу: “Хватит стареть! Идём на горки!”, - от восторга ещё и в ладошки похлопала.
— А что, горки лечат старость? — от удивления брови вскинула.
— Горки лечат всё, конечно же! — категорически закивала Лерка. — Обожаю их! Летишь, летишь, как птичка!
— Да уж, ты видимо хорошая птичка, а я вот плохая. Как-то раз скатилась, и никакого веселья не испытала! — с грустью припомнила своё детство. Нет, оно у меня было прекрасное, но родителей тоже часто не бывало дома.
— И давно ты каталась? — от удивления распахнула ещё шире глаза мелкая.
— Вечность назад… — призналась как на духу.
— Вечность? — ахнула Лерка. — Это же так давно, — погрустнела. — Ой, а пойдём сейчас? — заторопилась мелкая, меня за руку дёргая с койки.
— А как же кушать? — засопротивлялась я. — И у нас режим! — перебирала варианты отговорок. — Мне врач вообще запретил любые травмоопасные игры. Тем более катание с ГОРКИ! Постельный режим! — значимо напомнила.
— Это я виновата? — тотчас перестала радоваться Лерка и совсем скуксилась. Личико стало жалостливым и слезливым. — Я не хотела….
Кто бы язык мой отрезал?! Вот что значит без кости!
— Ты конечно была неправа, — можно было пафосной манерой возразить: “Что ты, конечно не ты!” Но это была бы ложь, а у Лерки и без того ответственность хромала, поэтому я решила чуть сгладить:
— Но раз понимаешь, что из-за твоего поступка могли ещё сильнее пострадать люди, значит, и правда, начинаешь взрослеть! — разжевала мысль.
— Я взрослею, конечно же! — заверила Лерка и порывисто ко мне в объятия бросилась, словно искала поддержки и защиты. Прижалась щекой к моему животу.
Это было, пожалуй, самое необычное ощущение, какое испытала. Маленькое тёплое тело ребёнка, доверчиво прижимающееся ко мне. Такое незнакомо хрупкое.
В моём окружении не было детей: ни маленьких, ни больших. Родители про братиков и сестричек даже не заикались, да и сами были единственными детьми в семье, так что этот вопрос меня миновал. Поэтому с малышнёй я совсем не пересекалась, считая чем-то страшным и неопознанным.
Когда-то давно, ещё в первые месяцы отношений с Максом, я целую неделю считала, что беременна. По глупости, необразованности и мнительности, простую задержку приняла за “ту самую”. Сломя голову бросилась к врачу, заявив, что со мной случился первый секс и вот, сразу задержка!
Получите и распишитесь.
Врач посмеялась, даже по головке меня, глупую, погладила, но ради спокойствия несчастных нервов вчерашней девственницы, взяла на ХГЧ кровь.
Повезло!
Но за эту неделю я столько всего передумала… От “Сделаю аборт и точка!”, до “Рожу и никто мне не указ!”.
Студентка, второкурсница, и такой великолепный Макс!
И чего, спрашивается, мне было бояться?
Ничего особенного вроде.
Лёжа рядом с Лерой, принявшей меня как родную, я невольно кайфовала от этого ощущения доверия. От того, как она, беззащитная, мелкая букашечка, меня обнимала и никуда уходить не собиралась.
Теперь дети перестали казаться эфемерными, далёкими существами из книжек. Теперь любой ребёнок у меня будет ассоциироваться с Леркой. И обязательно говорящим: “Конечно же”! Эдакие маленькие, грустные мамонтята с белобрысыми хвостиками.
Секундой погодя, я запоздало ощутила, что глаза резало от вернувшихся слёз. Я шумно вздохнула и Лера тут же подняла голову.
— Ну ты что, рёва-корова? — нахмурилась мелкая. — Я опять что-то не так сделала? — уточнила с лёгким оттенком вины.
— Нет, что ты, — мотнула я торопливо головой, и смаргивая непрошенные слёзы. — Просто, — я пожала плечами и погладила Леркины пушистые волосы, — задумалась…
— О чём?
— О детях. О тебе.
— Устала от меня? — обронила шепотом мелкая и напряглась в ожидании ответа.
— Что за глупость? — праведно вознегодовала я, взяв себя в руки и смахнув скупые слёзы с щёк. — Ты очень хорошая девочка.
— То есть, — запнулась Лерка, — ты меня не бросишь? — пристально глядела глаза в глаза. У меня дух спёрло, и сердце яростно в груди заколотилось. Мелкая с такой надеждой на меня смотрела, что душу в клочья драла.
— Бросать не брошу, но и быть с вами не могу, говорила уже, — грустно напомнила правду жизни я. — Но ты правда замечательная. И если бы у меня была доченька, я бы очень хотела, чтобы она была похожа на тебя… — я погладила её по волосам, понимая, что от моей неумелой ласки и жалости, она только больше всхлипывает.
А вдруг теперь попросится к маме? Или и того хуже… к папе. Где я его возьму? А успокаивать ревущих детей не умею!