Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку

Опять зло глянул на огромные рекламные стенды, что заполонили стены конференц-зала, а это до хера, по любым меркам. При всём желании за пару часов не переделать. Напечатать, дать высохнуть, подготовить пластик, а тут листа три полноценных, потом накатать, установить крепления! Да это минимум день!

— Поэтому и ушла Лика! — не унималась Кристина, сверкая негодованием в глазах. — Столько лет на вас пахать, а вы по достоинству не оценили её труд! — припечатала негодующе. — Дали бы повышение, она бы осталась, кем бы ни был её муж! И знаете что, — воинствующе подпёрла руками бока, — рисунки вашей дочери на унылых стендах гораздо живее и гениальней работы “вашей супер команды!”, - сделал характерный жест пальцами “кавычки”.

— Кравчик, — я уже не орал, но терпение держалось на волоске, поэтому голос вибрировал: — прочь отсюда!

Кристина шумно втянула воздух, словно дракониха, готовая меня спалить огнём, порывисто взяла Лерку за руку и гордой походкой, а вернее, лихо качая бёдрами, пошла на выход. Продефилировала мимо, да так, что едва не протаранила плечом меня — и мне пришлось сдвинуться.

— Пап, — всхлипнула Тиранша, огромные глаза были запружены слезами, губы дрожали, на щеках мокрые следы.

На миг совесть что-то прошептала, но я её глас заткнул категоричным: дочь перешла все граница допустимого!

— Не сейчас, Валерия, — отрезал строго, устремив взгляд прямо. Лерка носом шмыгнула:

— Прости, — голос до шепота скатился. Моё сердце бултыхалось и умылось кровью. Уж было погладил мелкую по голове, как одёрнул руку — не имел права показывать слабость даже перед родным человеком. Дочь должна понимать: хорошо/плохо, позволительно/недопустимо! И так воспитание хромало, хуже некуда. Шутки не детские, поведение порой вопиющее. Чуть что не так — неуправляемый ураган!

Девчонки ушли, а Сэм коробки оставил возле главного стола, но проходя мимо, остановился:

— Если уволите Кристину, и меня заодно, — не было в тоне пафоса и угрозы, констатация факта. — Потому что Кравчик права — вы может и крутой рекламщик, но людей не цените. И слепы!

Да он оборзел?! Уже было озвучил это и припечатал твёрдым: “Уволен!”, - как парень махнул на работу дочери:

— Лерка кудесница-чудесница. Она не угробила, она оживила ваш скучный проект на “отъебись”. Теперь он хотя бы заиграл…

Польски несколько секунд рассматривал творение моей дочери, а потом добавил:

— Вы сделали работу с позиции психологов и взрослых, а она… смотрит на мир глазами ребёнка. И если проект для детей и о них… Это самое грандиозное, что могло случится в вашей компании за нулевой бюджет!

Саймон ушёл, спокойно приткнув за собой двери. Помещение погрузилось в тишину, я остался один на один с собой, совестью и работой дочери.

Стоял и смотрел… смотрел и прозревал!

Её любовь к многоцветию, солнышкам, сердечкам и бабочкам, божьим коровкам, деревьям и прочему… так выделялось на фоне задумки профессионалов. И даже маму, папу нарисовала и девочку между ними… Они держались за руки, показывая единство. Не было тут ни идеальных линий, не сверх продуманности, ни тем более, какой-то последовательности и логики, сюжета, но, бл*, пробирало до скрежета зубов, до боли в сердце. Душу выворачивало и проникало так глубоко это милое исполнение — тяп-ляп с оттенком глубокого смысла, что я едва справился с резью в глазах.

А потом я неверующе крутанулся, охватывая размах творения Лерки. Ещё круг и её работа ожила так, как видела её Лерка, а не я…

Я правда слеп!

Потому что и логика и сюжет есть!

Если пройти от первого стенда к последнему — будет история. Вот — самая шикозная из всех идей, которая так и не прозвучала во время брейн-штурмов.

На первом стенде были двое: мальчик-мужчина и девочка-женщина. Эти двое держались за руки, и держали по одному воздушному шарику, а на следующем стенде у них уже был маленький человечек-ребёнок. И снова шарик, только один и улетающий вверх. Я не сразу его заметил.

Ребёнка Лерка сначала рисовала одного. Он просто стоял под солнышком, потом шла череда чего-то непонятного. Только к середине второго стенда я понял, что это… подарки. Конфетки, собачки, сердечки, домики. А на третьем стенде сердце оборвалось от вида этой выставки “детских ништяков”, там, в самом уголке была сидящая девочка и я точно знал, что она сидит на асфальте. Непосвященный бы решил, что девочка просто ждёт маму и папу.

Нет. Папа у девочки был.

Он появлялся позже, и посторонний мог бы подумать, что история Лерки о детдомовском ребёнке, которого нашли родители.

Девочка и женщина, которая появилась позже, стояли держась за руки. Над ними горело жёлтое солнце. Потом появился и мужчина-папа. В руке у него была нелепая штука, играющая роль телефона, в другой руке… конфета. Я очень долго смотрел на этого корявого папу, держащего подарок и он казался мне дико тупым, уродливым. Длинноволосая женщина-мама, девочка, папа. Держались за руки. А дальше пошли детские фантазии.