Бот

— Гоблин стал большим прорывом, но в то же время и большим разочарованием. С одной стороны, мы создали синаптические связи в достаточно большой области на коре головного мозга у здорового примата, не разбив черепную коробку. Сформированная плата стала совершенным измерительным прибором и поставляла нам информацию обо всем, что происходит внутри мозга, с неслыханной точностью. Раньше нейрофизиологи получали такую информацию, только когда на это давал согласие пациент, которому проводили хирургическую операцию на открытом мозге, например, с помощью лоботомии[62] когда-то лечили тяжелые проявления шизофрении. Сейчас операции на открытом мозге подлежит, скажем, больной с тяжелой формой эпилепсии. При таком вмешательстве пациенту снимают полчерепа, и, пока мозг остается открытым, медики крепят к коре электроды. Таким образом они ищут точки, где зарождаются эпилептические припадки. После обнаружения проводится операция, которая нередко позволяет преодолеть болезнь. А экспериментаторы пользуются случаем, чтобы изучить другие участки. Ставят массивы менее и более чувствительных электродов и по полученным картинкам активности нейронов пытаются понять назначение того или иного участка мозга. А тут в наших руках оказалась технология, которая позволяет получать информацию чуть ли не о каждом нейроне в верхней коре. Это была просто фантастика!.. Каждое утро я просыпался и думал, не приснилось ли мне все то, чего мы достигли… — Ральф опустил подбородок: — С другой стороны… через 29 дней Гоблин умер.

Тимур забыл о жарком костюме и неприятном зуде:

— Но почему?!

— Дослушай… Информация шла бесконечным потоком. Не успевали обрабатывать. Через неделю после введения нанороботов мы начали готовить статью в «Science»[63]. Статья, несомненно, наделала бы много шума. «Гринписовцы» порвали бы нас на куски, но нам было наплевать. Мы были молодые, глупые и амбициозные… Сейчас я думаю, что тот момент был ключевым. Если бы мы опубликовали результаты исследований, все сложилось бы иначе.

— То есть статья так и не была опубликована?

— Нет. Когда черновик был готов, Кейтаро впервые подумал об обратном эффекте.

— О чем?

— Как-то вечером Джеп пришел ко мне домой, встрепанный и разгоряченный, и попросил подождать с публикацией. Я спросил, вот как ты: но почему? Мы стояли на пороге революции в нейрохимии и нанотехнологиях. Мы могли стать легендами. Но Джеп ответил, что мы идиоты. Зачем нам пассивно наблюдать за импульсами из мозга, когда, имея прямой доступ к огромному количеству нейронов в коре, можно генерировать импульсы в мозг? Кейтаро решил не просто стимулировать отдельные точки, а создать компилятор, который бы перекодировал команды в четкую последовательность импульсов, заставляя шимпанзе делать, думать и видеть то, что мы хотим, чтобы он делал думал и видел.

Тут Тимур окончательно понял, что боты — это не выдумка и не розыгрыш.

— У вас получилось?

— Не сразу, конечно. Но через три дня мы уже знали, как заставить Гоблина пошевелить пальцами или моргнуть. Мы могли развеселить, разъярить или усыпить его последовательностью импульсов. Кейтаро почти не спал и вел себя как маньяк. На двадцать пятый день после первого введения у него появилась новая идея: если стимулировать определенный участок мозга соответствующими импульсами, шимпанзе заговорит. То есть не заговорит сразу, а получит возможность освоить человеческий язык. Наши платы заменят ему ту часть мозга, которая у людей отвечает за речь. Обезьяна, которая умеет разговаривать сложноподчиненными предложениями, — вот это была бы сенсация! Но для этого надо было втрое увеличить число нанороботов в мозгу обезьяны и… запустить нанороботов в мозг человека, чтобы определить, какие это должны быть импульсы.

— Вам не приходило в голову, что ваши действия вне закона — даже по меркам Бангкока? Или вы нашли добровольца?

— Мы никого не искали. 19 ноября 89-го года, на 26-й день, мы ввели Гоблину еще два роя нанороботов. После того как они подключились к действовавшей колонии, Гоблин сделался очень агрессивным. А еще через три дня умер в страшных муках.

Тимур помрачнел.

— Шимпанзе умер, потому что не мог выдерживать беспощадной боли, которая разрывала ему голову, — внес ясность канадец. — Хуже всего, что мы не могли ему помочь. А демонтаж платы и обратный вывод нанороботов из мозга не предусмотрены нашей технологией. Мы кололи обезболивающее, стимулировали мозг, пытаясь уменьшить боль. Все напрасно. Несчастный примат 72 часа без умолку ревел и выл, пока не умер.

— Могли бы усыпить его, варвары, — скорчил гримасу Тимур.

— Кейтаро не позволил. Мы должны были найти способ победить боль, иначе вся программа отправлялась коту под хвост. На то время в голове у Гоблина поселилось чуть больше пятиста миллионов нанороботов. Джеп подсчитал, что для действенного мозгового процессора это число надо довести до двух миллиардов. Короче, мы мучили шимпанзе трое суток, пока он не умер от истощения, но так ничего и не придумали.

— Да, если бы прознали ребята из «Гринписа», точно сровняли бы вашу лабораторию с землей…