Ботфорты капитана Штормштиля

Тошка понимал, на что намекает мама. Это она, конечно, о своем дедушке Павлине, легендарной личности, чья фотография хранится на самом дне большой палехской шкатулки с семейными реликвиями. Дедушка на фотографии стоит, опершись рукой на какую-то низенькую колонну; за его спиной Неаполитанский залив, пинии и грозно дымящийся Везувий. Но все это пустяки по сравнению с самим дедушкой, с его накинутым на плечи коротким плащом, широкополой шляпой и громадными револьверами у пояса.

Тошке редко показывали эту фотографию.

— Нечего забивать ребенку голову всякими романтическими фантазиями, — говорила мама.

— Ну, что ты, Нина, — возражал ей папа, — Павлин Арсентьевич был исключительный человек. В те времена на собственные средства закупить оружие и отправиться в далекую Оранжевую республику на помощь сражающимся бурам, это так благородно!

— А что из этого вышло? — не сдавалась мама.

Тошка знал, что ничего не вышло. Дедушку обворовал коварный хозяин шхуны, с которым он договорился в Танжере, и Павлину Арсентьевичу пришлось пробираться назад, в Россию, чуть ли не пешком. Война к тому времени окончилась победой англичан, и вторую экспедицию, к великой радости домашних, дедушка организовать уже не успел.

На память обо всем этом осталась фотография да еще песенка, которую Тошка впервые услышал, конечно же, от дяди Гоги.

Люлю, купи мне пушку и барабан,
Я поеду к бурам бить англичан…

— Господи! — говорила мама, — ну, что за наказание! Зачем ребенку эти шансонеты? Он и так у нас фантазер. Гога, прекрати свои неуместные вокальные упражнения, прошу тебя…

И вот теперь, совершенно неожиданно, даже не предупредив телеграммой, дядя Гога свалился в их тихую квартиру.

Люлю, купи мне пушку и барабан!..

— Гога!..

В отличие от монументального, бородатого дедушки Павлина дядя Гога был невысок ростом, худощав и гладко выбрит. На нем был новенький костюм из коверкота и белая летняя шляпа. Рядом с ним стоял рыжий парень лет двадцати с таким лицом, будто оно у него все было на резинках: то ползла вверх бровь, то прищуривался глаз, то уходил куда-то в сторону нос.

— А вот и мы! — крикнул дядя Гога, бросил парню чемодан, схватил маму и стал кружить ее по комнате. А парень, поймав на лету чемодан, поставил его себе на голову, и тот словно прилип к его огненной шевелюре.

Отпустив растрепанную маму, дядя Гога сделал широкий жест в сторону своего спутника:

— Прошу любить и жаловать, мой лучший друг Костерро — перекрестный полет под куполом цирка. А в просторечии — Володя Кукушкин, коллектор изыскательской партии. Мы собираемся найти барит* в верховьях дикой абхазской реки Улыс. Парад, але!

Вдобавок ко всем своим недостаткам дядя — Гога был еще и страстным любителем цирка. Об этой его слабости мама говорила особенно возмущенно:

— Нет, вы только подумайте! Как мальчишка, бегает в цирк. Восемь месяцев в горах и четыре в цирке. Кто это будет терпеть? В цирке он, извольте видеть, свой человек, болтается за кулисами, рассказывает конюхам анекдоты, и ему кричат: «Привет, Гоглик, как жизнь молодая?» Однажды он даже выступил в пантомиме «Али-баба и сорок разбойников». Хорошо еще, что он был весь размалеван, иначе б его узнали сослуживцы и он вылетел бы из своего геолуправления.

— Ну, зачем ты так? — Папа всегда вступался за дядю Гогу, будто тот был его брат, а не мамин. — Цирк — это что-то вроде яркого праздника, этакой суммы красок, музыки, запахов, движений… — После каждого слова папа щелкал костяшкой на счетах. — Вот, кстати, Куприн очень любил цирк. И некоторые другие классики тоже.

— Гога — не классик! — парировала мама. — Классикам вообще многое сходило с рук. А он со своим бродяжничеством и всякими «табло восемь лошадей» плохо кончит. Да! И не спорь со мной при ребенке! Он и так в последнее время начинает мне напоминать Гогу. Тот тоже вечно таскал из школы тройки!

Но, как бы там ни было, дядя Гога стоял посредине комнаты, а Костерро-Кукушкин держал на голове поставленный на попа чемодан.

— Здра-авствуйте! — сказала мама. — Ты всегда не как человек.

— Ап! — крикнул дядя Гога птичьим голосом. Володя боднул чемодан, тот полетел через комнату, дядя очень ловко (так ему, наверное, показалось) ухватил его за ручку. Но ручка выскользнула и чемодан грохнулся на подзеркальник.

— Компенсируем! — жизнерадостно заявил дядя Гога, подбирая осколки разбитых флаконов. — С процентами! А пока авансируй-ка нас завтраком. Мы голодны, как апрельские медведи…

Так началось это лето. С приезда дяди Гоги. А дальше пошли разворачиваться совершенно необычные события.

Глава 3. День, в который зародилась великолепная идея