Боттичелли

Все чаще люди вспоминали Великолепного: будь он жив, ни за что не допустил бы такого краха. Но Пьеро по-прежнему не признавали и не желали видеть в городе, а тем более допустить к власти. Ненависть была непреходящей и устойчивой, хотя, если разобраться по-честному, ничего плохого для Флоренции он не сделал. Его погубило то, что он искал помощи у чужеземцев и с их помощью собирался возвратить себе власть. Такого флорентийцы не прощали — они слишком любили свой город, и кто может упрекнуть их за это?

Глава одиннадцатая СУД БОЖИЙ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

Жизнь братьев Боттичелли становилась тяжелее с каждым днем. Обедневший и разоренный город не торопился раздавать заказы на картины, а многие еще находились под властью проповедей казненного монаха и опасались, как бы действительно не закрыть себе вход в Царство Небесное. Сбережений у Сандро не было — он и в лучшие времена никогда не откладывал деньги на черный день, — а загородный дом теперь нелегко было продать, ибо покупать его было некому и не на что. Он медленно ветшал, приходил в упадок, и хорошо еще, что удалось найти купца, ссудившего небольшую сумму под его залог. Не было даже картин, которые Сандро мог бы продать за бесценок — он собственноручно уничтожил их. Но гораздо хуже было то, что он растерял свое мастерство.

Три года, в течение которых он почти не прикасался к кистям, не прошли бесследно. И к тому же он твердо знал, что к прежней манере теперь не вернется — она не может никого удовлетворить. Нужно искать новую, а это не так просто, когда за плечами уже чуть ли не шесть десятков лет! Да и красоту все понимают по-разному. Для Савонаролы это был дух, для новомодных живописцев — тело. А искать все-таки придется, ведь не умирать же с голоду. Голову неотступно сверлила мысль: а стоит ли тратить последние деньги, чтобы вновь открывать мастерскую, набирать учеников, если он и сам сейчас не знает, что и как писать? Да и вообще, найдутся ли люди, которые изъявят желание учиться у него?

Город тем временем жил своими заботами, стремясь хотя бы в малых размерах восстановить свое прежнее великолепие и могущество. Постепенно начали устраивать балы, запрещенные при Савонароле. Прежней роскоши на них, правда, не было, да и откуда ей было взяться: ведь драгоценности и платья из дорогих материй были уничтожены или проданы при «наместнике Христа». Можно было ожидать, что скоро понадобятся и картины — ведь прежние запреты, хоть и нерешительно, начали отменяться. Может быть, возвращение к прежней жизни пошло бы гораздо быстрее, если бы не приближался страшный 1500 год.

Собирающиеся иногда в доме Боттичелли друзья Симоне рассуждали о том, что принесет городу этот год. По их мнению, он не сулил ничего хорошего, особенно при таком папе, как Александр VI. Всем известен предосудительный образ жизни его, а особенно его незаконнорожденных детей — Чезаре и Лукреции Борджиа. Это отнюдь не тот праведник, который призван Богом спасти мир и человечество; истинного же спасителя они уничтожили собственными руками и еще жестоко поплатятся за это. Напрасно Сандро отказался подписать петицию в его защиту… Как будто что-нибудь от этого изменилось! Но окружение брата смотрит на него как на отступника. Оно озлоблено и вместе с тем испугано — теперь «плаксы» переживают то же, что пережили сторонники Медичи во время их разгулов, и боятся мести. Сейчас они говорят лишь о том, что Антихрист, которым они считают Александра, одержал верх, и злорадствуют по поводу того, что Флоренции придется заплатить за все свои грехи. В голове у Сандро сумбур: низвержение Савонаролы ясности не прибавило. Слухи о благословляющем жесте, сделанном сжигаемым монахом, не желают затихать. А что, если все они действительно совершили преступление? Как тогда оправдаться перед Божьим судом?

Он пытается убедить себя, что не его дело решать, кто прав, кто виноват, и судьба Савонаролы ни в коей мере не зависела от того, что он думал о введенных им порядках. Но все-таки ему как-то не по себе. Вопрос о том, был или не был доминиканец еретиком, не дает ему покоя. Сам он в этом не может разобраться, а Симоне и его друзья вряд ли помогут внести ясность. Волнует и другое: вновь в городе началась борьба за обогащение, теперь совершенно неприкрытая, лютая. Вновь дерутся за власть различные семейства, которых не страшат ни Божье наказание, ни людская молва. Все возвращается на круги своя. Порой ему кажется, что только ради этого нового обогащения и сбросили доминиканца, ради этого и ничего другого. Не так ли в свое время убили Христа?