Боттичелли

Содерини не особенно разбирался в тонкостях живописи, но о Сандро уже говорили в городе как о подающем большие надежды художнике — его многочисленные Мадонны сделали свое дело. Это еще больше укрепило Томмазо в его намерении, и он начал действовать. Прежде всего, было желательно добиться для Сандро звания мастера. Какой-либо официальный заказ, означающий признание властями таланта живописца, значительно облегчал решение этой задачи. Здесь Томмазо мог посодействовать ему: купеческая гильдия решила украсить большой зал Торгового суда, где среди прочего предстояло изобразить четыре добродетели, столь ценимые флорентийскими купцами — Мудрость, Умеренность, Справедливость и Силу.

Это был почетный, хорошо оплачиваемый заказ. Исполнив его, можно было сразу подавать прошение о приеме в компанию святого Луки. Было, однако, серьезное препятствие: заказ этот уже отдали Пьетро Поллайоло. Но разве это могло остановить Томмазо? Он и помыслить не мог, что какой-то живописец рискнет восстать против его воли. До сих пор его гильдия вершила все дела в городе, а в ней он был первым человеком. Ведь даже когда решался вопрос о Лоренцо, почти никто не посмел перечить ему, а врагов у Медичи среди собравшихся шестисот нобилей было немало. А тут какой-то Пьетро заупрямился — со всей решимостью заявил, что не намерен уступать, ведь договор уже подписан. Флорентийцы всегда считали делом чести держать данное ими слово. Неужели нравы пали так низко, что теперь уже ничто не свято? Впрочем, и Томмазо имел все основания жаловаться на падение нравов. Ишь распустились: каждый богомаз заявляет о своих правах! Однако младший Поллайоло нашел поддержку не только среди коллег-художников. Спор разгорался; к нему подключились и те, кто не имел никакого отношения к живописи. Речь ведь шла о принципе. Стоит только раз отступиться от правила, по которому договоры должны соблюдаться, и лавину уже не остановишь. Так Сандро, сам того не желая, оказался втянутым в конфликт, который, принимая во внимание темперамент флорентийцев, мог кончиться для него плачевно. Он уже готов был отступиться, но и Томмазо, и Пьетро закусили удила.

Но при всем своем всесилии Содерини все-таки не мог не прислушиваться к голосу народа, а в этом споре флорентийцы явно были не на его стороне. Им представился благоприятный повод доказать «жирным» свою силу, и они не преминули воспользоваться им. Томмазо пришлось отступить — после долгих переговоров с Пьетро он договорился с ним, что живописцы разделят заказ поровну. Боттичелли не получил бы и этого, если бы Антонио не уговорил брата проявить сговорчивость: ведь он имеет дело с самим Содерини, не стоит портить с ним отношения.

Казалось, теперь все были довольно. Томмазо вручил Сандро и Пьетро гравюры с изображением Сивилл, которые художники должны были использовать при написании своих аллегорий. Тем не менее Сандро понимал, что его положение не столь уж блестяще. Хотя он и был знаком со стилем, в котором работали братья Поллайоло, ему приходилось лишь догадываться, как Пьетро будет рисовать свои картины, — отныне вход в мастерскую соперника был для него закрыт. Конечно, можно было бы пойти на поклон, помириться, урегулировать ссору, но гордость ему не позволяла. Поэтому над доставшейся ему «Силой» он должен был работать, не видя, что же создает его соперник.

Но, пожалуй, не это было главным, что омрачало сейчас его жизнь: главным стало то, что прежние дружеские отношения с братьями-живописцами были бесповоротно разрушены. Хотя у него и в мыслях не было отнимать у Пьетро заказ, но кто теперь этому поверит? В глазах у всех он оставался виновником затеянной ссоры. Более того, он восстановил против себя почти всех флорентийских живописцев, вставших на сторону младшего Поллайоло, а стало быть, его вступление в компанию святого Луки отодвигалось на неопределенное время. Быть же вне ее, полагаться лишь на свои собственные силы становилось все труднее; цехи и гильдии для того и создаются, чтобы отстаивать интересы и права своих членов, помогать им в трудных ситуациях. А здесь, как ни верти, он пошел против правил компании. Оставалось одно: работой доказать свое мастерство. Задача почти неразрешимая, ибо после случившегося ничего, кроме хулы, от своих будущих коллег он услышать не надеялся.