Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Торговец коврами, с интересом прочитав сообщение о подвигах Карелиуса, не мог удержаться от громкого смеха. Ульмус радовался, что найден еще один крупный Скорпион, совершенно не известный их компании.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Рядом с Большим Диком сидело несколько мужчин, по виду иностранцы; разговор, как было слышно, велся по-английски. Ульмус старался не глядеть в их сторону.

Два юных коренастых политических деятеля покончили с холодными закусками и приступили к горячему блюду. Официант то и дело наливал им двойные порции ледяной водки, и они весело чокались. По-видимому, они праздновали какое-то событие, быть может, они отличились по службе в доме по другую сторону улицы. Посольство с орлом на гербе нельзя было обвинить в том, что оно не понимает, какую культурную и просветительную миссию предстоит выполнить в этой стране социал-демократии. Разумеется, стоило огромных денег фабриковать фантастические статьи о русских лагерях, где работают рабы, огромными тиражами печатать все эти брошюры и бесплатно распространять их. Однако посольство располагало средствами, которые именовались ассигнованиями Маршалла для пополнения фонда помощи «социально-просветительной работе в интересах рабочего класса». Эти доллары предназначались для местных вожаков, которые бились за то, чтобы утвердить самобытность западной цивилизации в противовес скрытому наступлению коммунизма.

— За твое здоровье! — чокнулись два вожака молодежи. — За твое здоровье и за успехи!

Ресторан заполнили новые посетители, господа с коричневыми портфелями, всё деловые люди, которые быстро съедали небольшие порции легких кушаний. Тут были и американские офицеры в военной форме, они ели салат из креветок и пили кофе; сюда пришли также две-три интересные дамочки, вызвавшие восхищение графа Бодо. Здесь человек с бледным лицом и слезящимися глазами назначил свидание краснорожему лысому господину, и они приглушенными голосами вели серьезный разговор. Бледный человек был известный редактор Зейфе, который просил владельца пароходной компании предоставить его независимой газете очередную денежную субсидию.

Толстяк Генри умирал от голода. Когда торговец коврами взял у него газету, его круглое добродушное лицо выразило искреннее огорчение.

— Черт побери, я, наконец, жрать хочу! — решительно заявил он. — Если вам угодно дожидаться этого вашего проклятого Пинкертона, то ждите! Эй, официант!

Тогда и вся компания решила наконец заказать какую-нибудь еду. Как знать, вдруг это поможет… Официант придвинул еще один стол, расставил тарелки и бокалы. И действительно помогло: Генри сквозь стекла в свинцовых рамах увидел, что долгожданный гость ставит свою маленькую машину между большими американскими.

Сержант уголовной полиции Йонас приехал в прорезиненном плаще, хотя дождя ничто не предвещало, а его брюки у щиколоток были прихвачены зажимами, несмотря на то, что он ехал в автомобиле; но, очевидно, так полагалось при переодевании. Он учтиво приветствовал устроителя завтрака — торговца коврами, а перед графом шаркнул ногой и поклонился. С Толстяком Генри он обращался почти что запанибрата — в течение многих лет немало дел провернули они сообща.

Так называемый «завтрак» был излюбленной национальной трапезой. Считалось делом чести отведать как можно больше холодных закусок. Разного рода сельди — особого и пряного посола, сельди маринованные, сельди очищенные, сельди жареные и вареные, сельди жирные, затем анчоусы и сардины — были всего-навсего традиционным введением, чтобы перейти потом к буженине, ветчине, жареному свиному салу, корейке, копченой свиной вырезке, студню, свиным ножкам, рулету и другим блюдам из свинины; после них следовал набор мясных блюд. Затем шли кушанья из птицы под коричневым мучным соусом, потом салаты с майонезом пяти сортов, все разного цвета, и каждый имел свое название: салат с омарами, салат «карри», французский салат, русский, итальянский. В случае необходимости можно было добавить еще лососины и копченого угря, это очень питательные и дорогие закуски; а люди с изысканным вкусом ели также омаров под желтым майонезом. Обычно считалось, что пропустить хоть одно из этих блюд — это все равно, что нарушить присягу или изменить родине.

К концу завтрака подавали самые жирные сорта сыра, а на десерт — жаренные в масле блинчики; официанты обливали их ромом, поджигали и с поразительной ловкостью раскладывали горящие блинчики по тарелкам.

После всего этого только один граф Бодо фон Бэренборг потребовал еще слоеное ромовое пирожное и кофе. Полицейский с удовольствием взял бы пирожное с собой, но, к своему большому огорчению, вынужден был отказаться от этой мысли.