Я оценила пародийную каверверсию и поаплодировала автору адаптированного текста. Ирка поклонилась и продолжила заметно громче и веселее:
И крохотным пельменям будешь рад –
Горяченьким, на вилочку наколотым!
Не красная и черная икра –
Пельмени не дадут опухнуть с голоду!
— Перемени! Перемени!
Включились ударные инструменты — детки затопали ножками и застучали ложками.
— Переменей требуют наши сердца-а-а! — напела я почти бессмертное, цоевское.
Ирка произвела раздачу еды, и сложное полифоническое музицирование сменилось примитивным чавканьем.
В относительной тишине особенно громно прозвучал внезапный длинный шорох свыше. Судя по мягкому рокочущему звуку, над головой у нас прокатился волосатый бильярдный шар.
Я подняла взор к натяжному потолку и едва не выронила из открывшегося рта пельмень, увидев, что белоснежная пластиковая ткань провисла крошечными сталактитами!
Прежде чем я успела сообразить, что на потолок сверху давят чьи-то лапки, сталактиты бесследно исчезли, а на ткани со свистом образовался и тоже пропал узкий выпуклый желоб.
— Кто это быр? — уронив ложку, изумленно спросил Масяня.
— Реально, быр-р-р! — Ирка брезгливо передернулась. — Неужто мышь или крыса?!
Она посмотрела на меня, явно надеясь, что я опровергну это вполне резонное предположение, но я только покрутила пальцем у виска и показала глазами на Манюню.
Поздно.
Юный любитель грызунов услышал волшебное слово, и детские глазки вспыхнули, как габаритные огни автомобиля:
— Клы-ы-ыса!
— Где крыса? — Второй ребенок тоже задрал голову.
— Это не дом, а воздушный замок на песке! — возмутилась Ирка. — Потолки матерчатые, стены бумажные, а в системе вентиляции не воздух циркулирует, а кры…
— Крыша в этом доме тоже так себе! — Я заглушила подружкин монолог своей репликой, изобретательно спрятав опасное слово. А мелким авторитетно заявила: — Никакая это не крыса, успокойтесь.
— А кто же? — спросила Ирка, желающая успокоиться больше, чем кто-либо из присутствующих.
Я с укором посмотрела на нее. Ну, откуда я знаю, кто, кроме крысы или мыши, может бегать по потолку?
— Черовек-Паук? — предложил свою версию сын поэтессы — потомственный фантазер.
— Очень, очень может быть! — благосклонно кивнула я. — Только он маленький еще.
— Болел в детстве, — пробормотала Ирка.
— Такой, знаете, человечек-паучок. — Я не позволила сбить меня с курса. — Детеныш Человека-Паука. Не будем пугать его, пусть растет большим и сильным супергероем.
— И ловить его тоже не будем, — с нажимом сказала Ирка, оценив, как засверкали глаза азартных пацанят. — Вырастет — сам к нам прилетит и спасибо скажет.
— Спасибо-то за что? — не поняла я.
— За мир во всем мире!
Ирка с усилием нажала на вихрастые макушки, возвращая внимание деток тарелкам, и, дождавшись, пока они снова заработают ложками, тихо спросила меня:
— Они же еще маленькие и не дотянутся до потолка, ведь правда?
Я как-то сразу поняла, что речь не о маленьких грызунах и даже не о младенцах Человека-Паука, а потому не стала обнадеживать подружку:
— Ну, если ты снимешь с окон шторы… Хотя… Если со спинки дивана залезть на книжную полку, а оттуда на шкаф…
Я не сомневалась, что мелкие, если им что-то понадобится на потолке, найдут способ до него добраться.
— Тише! — Ирка бесцеремонно закрыла мне рот ладонью. — Ты с ума сошла — прокладываешь им маршрут!
Мы опасливо покосились на пацанов, но они как раз по уши занырнули в чашки с чаем.
Закончив ужин, детки перебрались на диван играть в лото.
Ирка самоотверженно переместилась к мойке с грязной посудой, а я задумалась и задержалась за столом, ложкой выводя узоры по сметанно-масляной лужице на дне пустой тарелки.
— Что ты там вылавливаешь? — не выдержала Ирка.
— Мысль.
— А в голове ни одной не осталось? — съязвила подружка.
Я поглядела на ехидину в равной степени беззлобно и бессмысленно.
При виде столь нетипичной кротости подружка заволновалась:
— Леночка, ты хорошо себя чувствуешь? Такая тихая, как мышь, прибитая метлой!
— Вот! — Я оживилась и взмахнула ложкой, как гаишник жезлом. — Точно! Мышь! И боты!
Ирка вытерла руки полотенцем, села за стол напротив меня, подперла подбородок ладошкой и задушевно спросила:
— Мышь в ботах? Ну-ка, ну-ка…
В ласковом голосе подруги отчетливо зазвучали интонации доброго доктора-психиатра:
— Мышь в ботах — это что-то сказочное, типа Кота в сапогах?
— Нет! Помнишь, ты обнаружила на плинтусе клок посторонней шерсти? — Все той же ложкой я потыкала в пол. — Я поняла, откуда она!
— И откуда же? — Добрый доктор был полон самого доброжелательного интереса.
— Это Мышь зацепилась за гвоздик ботиком!
— Ага, навязчивая идея, — тихо пробормотала доктор Ира.
— Да что тут навязчивого?! — Я рассердилась. — Мышь — это тот тип в сером прикиде, который стукнул меня по голове, и он был в войлочных ботах! И знаешь, что самое интересное?
— Слушаю, батенька, слушаю!
— Матенька, — поправила я. — В смысле, матушка я.
— Святая мать? Это, пожалуй, уже целая мания величия…
— Да какая мания!
Тут я психанула, швырнула стальную ложку в мойку, и она загудела, как колокол.
Надо признать, к теме святой матери это шло.