У Чонгука тормоза отказали ещё на подступах к стартовой линии, поэтому он пальцами забирался ей под футболку, обжигаясь о теплую кожу на выступающих ребрах. Гос-споди, какая же она худая и хрупкая — не сломать бы. Ладонь с затылка переместилась ниже под мягкую ткань, он обнимал её плечо. Чонгук был готов поклясться, что пульс у него сейчас дергался рваной кардиограммой на подушечках, что трогали её кожу.
Он отстранился, громко выдыхая, но получилось что-то между рыком и стоном. Посмотрел на неё вопросительно, словно ему всё ещё было сложно поверить в то, что он может.
— Последний шанс запрыгнуть на поезд, идущий до станции «нет», — хмыкнул как-то гулко и сдавленно, поглядывая на неё исподлобья. Рен ответила ему смазанным взглядом и горячим дыханием.
— Мне нужен тот, который следует до станции «да», — фыркнула смешливо девушка, отпечатывая влажный след своих губ на мочке его уха.
Во-первых, он пытался.
Во-вторых, злоебучие карты обманули его, потому что внезапно они оба знали, как справиться с внутренними преградами.
В-третьих, завтра он обязательно помолится богам, сходит в святилище и поставит свечки в каждом храме, который встретит, потому что Чонгук ненавидел оставаться в долгу.
Чонгук уже очень плохо помнил, как они добирались до кровати, и не осознавал совершенно в чьей спальне по итогу оказались. Знал только, что губы у неё горячие, язык требовательный, а пальцы ледяные ровно пару секунд, а потом согрелись об его кожу.
Он стянул с неё ненавистную футболку и принялся целовать её шею, ключицы — они на вкус, кстати, оказались сладковато-пряно-острые — и грудь. Застежка лифчика сдалась ему быстро, а он лишь на секунду задержался, чтобы запечатлеть на подкорке вид её красивого тела. Рен руками в каком-то дёрганном жесте потянулась, дабы прикрыться, но он перехватил запястья и уложил ладони себе на плечи.
— Не смей, — хриплым шепотом, обдавая кожу груди горячим дыханием, произнёс Чонгук. — Ты очень красивая, не закрывайся.
Она выдохнула сдавленно, а он про себя только и успел отметить, что Рен какая-то запредельная, острая на язык, самоуверенная, а копнуть поглубже, так там такая мякоть.
Чонгуку нравилось трогать её с трепетом и аккуратностью. Он целовал её грудь, перекатывая во рту соски, запечатывая легкий укус на ребрах, а потом оставил там же, на ребрах, влажную дорожку. Он оторвался лишь на секунду, когда она сильнее сжала его плечи, посмотрел на неё и с удовольствием отметил про себя — покраснела пятнами до самой груди.
Рен наклонилась к нему, чтобы сорвать поцелуй и прикусить нижнюю губу, чтобы оттянуть её, чтобы после ухмыльнуться чуть-чуть и снять с него футболку. Она слишком много «чтобы», но Чонгук был не в силах сопротивляться. Он потянул пуговицу на джинсах из петли, молния протяжно скрипнула, пальцы скользнули за кромку кружева.
Она простонала ему в рот тяжело и горячо, когда большой палец прошелся между складок. Чонгуку рвало крышу. Он физически ощущал, как у него пробки вылетали, потому что она горячая и влажная. Потому что для него, из-за него. Он снова поцеловал её, нажимая пальцами на чувствительные точки, легонько укусил мочку уха, кожу шеи, а потом опять поцеловал. Он вошёл в неё пальцами, и она тут же дернула бедрами, подаваясь навстречу ласкам.
Чонгук целовал, двигаясь в ней и ощущая, как сам горит изнутри от восторга и желания, как плавится вместе с ней, но в итоге осаживал себя. Ему так не хотелось бежать с ней куда-то, оголтело сдаваясь желанию, он хотел сначала полностью насладиться ею. Снова целовал губы, потому что они сладкие, потому что целоваться с ней это отдельный вид удовольствия, и кажется он превращался в фетишиста.
Целовал, целовал, целовал.
Он аккуратно убрал пальцы и стянул с неё джинсы, не давая ей повторить того же с ним. Схватил неосознанно сильно за бедра и придвинул к себе, пробуя на вкус жадно. Рен раскрывалась на его языке пряной и терпкой смирной. Она схватилась за изголовье кровати и рвано на выдохе простонала, кусая губы. Её ноги дрожали мелкой рябью под его ладонями, но Чонгук не останавливался. Он наслаждался и растягивал удовольствие до мучительного состояния. Получал от этого извращенное чувство удовлетворения, даже не пытаясь остановиться и прекратить их обоюдное мучение.
В язык ударило пульсацией, и Чонгук правильно считал сигнал, усиливая ласки. Рен бесцеремонно впилась в его длинные волосы, выталкивая наружу его имя криком. Ноги у неё разъехались в оргазменной судороге, а у Чонгука заложило уши — он и не думал, что собственное имя из чужих уст могло так обезоруживать и сводить с ума одновременно.