Боже мой, какая прелесть!

– Зайдем с другого бока, – почему-то смилостивился гад. – Вчера вечером, Сашенька, Антон Сиротин звонил по городскому телефону из этого дома. В Ярославль. Номер вашего телефона, Александра, – голос врага набирал обороты ярости, – отразился в памяти мобильного телефона Ирины Викторовны Сиротиной, находящейся сейчас в больнице. – И поднял брови. – Мне продолжать?

Я совершенно отупела от резкого прилива страха и даже головой не смогла помотать.

– Мне продолжать?! – с нажимом повторил Коновалов.

– Нет, – хрипло выдавила я.

Еще ни разу мой голос не сипел от волнения.

Сегодня, видимо впервые испугавшись по-настоящему, я осипла до невразумительного скрипения связок.

– Так где Антон, Сашенька? Куда ты его спрятала? Вчера он был здесь, звонил своей маме… Где он сейчас?

– Уехал, – проскрипела я. – В Ярославль.

– Да?! – поразился Коновалов. – И как же? На вертолете улетел? Вчера… – сосед достал записную книжку, – в 8.22 вы уехали из поселка и в 8.44 – браво, Саша, ты отличный водитель! – остановились невдалеке от дома моего бывшего бухгалтера Елизаветы Авросиной. Сюда вернулись уже в 9.45. Ах да, забыл предупредить, – усмехнулся вдруг Анатолий Андреевич, – мой «ягуар» снабжен системой спутникового слежения. Так вот, продолжу. Звонок из этого дома на мобильный Ирины Викторовны прошел в 9.51. Куда же, спрашивается, делся мальчик, Саша? Или скажешь – это ты звонила его маме? Отправила маленького мальчика одного на вокзал. Почти ночью. Позвонила его маме: «встречайте малыша» – и успокоилась. Так?

Я сидела на диване, скукожившись как древний кусок сыра, и от всей души ругала покойника Диму. Это благодаря его понтам у нас во всех помещениях, где стоят унитазы, повешены телефоны на стенки. Это муж-покойник любил на рундуке газеткой пошуршать и с друзьями пообщаться…

Ведь только оттуда, из совмещенного санузла, в 9.51 Антон мог позвонить маме! У мальчика закончились деньги на мобильнике, и он не нашел ничего лучшего, как засветить свое убежище – мой дом!

Но кто же знал, что Коновалов догадается стащить из больничной палаты сотовый телефон?!

Н-да… Крепко Лиза Авросина прищемила хвост господину Коновалову. Вон как любовничек старается…

– Что молчим, Сашенька?

– Думаю, – хрипло и честно призналась я.

– О чем? – мило осведомился гад.

– Об жизни.

– Хорошее направление, – согласился тот. —

Никогда не поздно.

От того, как прозвучали последние слова, я только судорожно сглотнула и еще плотнее сжалась в комок. Тон риторической фразы не предвещал мне ничего хорошего.

Анатолий Андреевич присел передо мной на корточки, протянул правую руку к моему лицу и согнутым указательным пальцем приподнял подбородок, заставляя глядеть ему в глаза.

– Так что он рассказал тебе, Сашенька? – спросил как будто с укором. – Что рассказал тебе мальчик, о чем поведал? – Казалось, гад издевается надо мной. Играет, как кот с мышонком. – Мне так не хочется портить такое красивое личико… Отдай диск и письмо, Саша. Отдай. И разойдемся по-хорошему…

– Да нет у меня никакого письма!! – со слезами воскликнула я. – Нет!!!

– Ай-яй-яй, – покачал головой Коновалов. – А диск? Или флешка. Ты вчера до глубокой ночи перед компьютером сидела. Что-то просматривала, да? Что-то чужое и интересное?

Вот сволочь! В окна подглядывал!

И я тоже хороша. Забыла, что окна кабинета на улицу выходят, а шторы не плотные, а сплошная фикция.

– Так, где письмо и диск, Саша? – гнул свое Коновалов. – Зачем так упираться? Ведь все равно отдашь. Только по-плохому.

Сверху, громко топая башмаками, спустился «почтальон». Засовывая в свою объемистую сумку какую-то электронную штуковину, обмотанную проводами, он покачал головой:

– Ком чистый. С электронной почтой не работала, ничего не отправляла. – Сказал, достал из кармана синей куртки сигареты и вышел на улицу.

– Вот и отлично! – обрадовался Коновалов и встал прямо. – Вот и здорово! Сашенька, вы моло… – не договорив, он вдруг запнулся на полуслове, быстро подошел к длинной тумбе с напитками и уставился на нее так, словно увидел на ней не винные бутылки, а банки с пауками. – А где… – сказал чуть слышно, развернулся, буквально перекручивая все тело, и заорал: – Часы где, тварь?!

И тут я испугалась до последнего предела. Как никогда в жизни. Смертельно. До сей поры все было игрушечно: угрозы, мой осипший голос… Я ожидала мордобития, но не смерти… А оказалось, что до настоящей жути мы еще не добирались.

Лицо Коновалова побледнело даже под загаром. Он подбежал ко мне, замахнулся…

От удара меня спас телефонный звонок. Он прозвучал как выстрел, рука мужчины застыла буквально в сантиметре от щеки. Хотя, казалось бы, как может «выстрелить» шаляпинское «эй, ухнем»?