Божье око

Я между тем присмотрелся к глиму. Что он женщина, значения не имело, - самим халанданам различие полов до лампочки. Кожа этой твари отливала мертвенно-серым огнем. Я перешел в надпространство, чтобы «просветить» халандану насквозь. И увидел даже стул, на который она уселась, и некрашеную деревянную стену позади нее. И в пространстве между пространствами обнаружил кое-что еще. Халандана эта состояла в сеть-отделении, иными словами, она не являлась индивидуумом. Судьба ее целиком и полностью зависела от воли командира. Скорее всего глимы, эти солдаты-призраки, дезертировали всем отделением, и морфин понадобился их вожаку.

Халандана бросила взгляд в мою сторону, точно почуяла, что я мысленно забрел в иные времена и физически - в иное пространство; и я поспешил вернуться в мир простых смертных. Скоро все стало как прежде: Бекс привела Тред-мартина в чувство и возвратилась за мой столик.

- Она из другого временного отрезка, - сказал я. - Для нее мы как будто и не живем.

- Господи Боже, - печально вздохнула Бекс. - В точности, как в прошлый раз.

Я встал и пошел к выходу. Другого решения не придумать, и нельзя ничего объяснить Бекс. Даже если бы и отважился, она бы не поняла. Бездействие - рациональный и единственно верный метод, хотя это не мой метод. То есть он не был моим до сегодняшнего дня.

Я усилил ноги и побежал к дому. Но заходить в него не стал, а понесся дальше - в красные пески ферроанских пустошей. Вращалась планета, опускалась ночь, а я бежал и бежал прямиком на юго-запад. Под ярким Великим Змеем, в голубом сиянии Штейнера, когда он поднялся в безлунном небе. Все новые и новые мили оставлял я позади, и устали не ведал, хотя за мной не угнался бы ягуар. Да разве может утомиться тот, чьи органы простерты в измерения бесконечного покоя, в плоскости идеального отдыха? Если бы Бекс смогла увидеть меня таким, какой я на самом деле, - сочла бы нелюдью, колониальной тварью, сгустком концентрированной жизни, вросшей во впадины и щели реальности, как врастает в песчаник лишай. У человека только два якоря в море судьбы: его сердце и разум. Сорвешься с этих якорей - и унесут бурные течения. Обратно уже не вернешься. И кто же я? Медуза в океане времен? Тугой узел пустоты в человеческой личине?

Кое-кого убить очень непросто, это факт. Не просто убить глима.

Посреди ночи я вернулся домой, немножко надеясь увидеть там Бекс. Но она не пришла. И я еще послонялся по окрестностям, а за час до рассвета уменьшил расход энергии и отдохнул в кресле в гостиной. Разум мой уснул лишь наполовину; вторая была постоянно начеку.

Не появилась Бекс и на другой день. Я встревожился - не случилось ли чего. Настолько встревожился, что даже пошел в Гейдель, но свернул не доходя околицы и прокрался к массиву выветренных обломков вулканической породы - отвалу у заброшенной копи. На нем я усилил зрение и слух, и как следует изучил главную улицу. Вроде ничего подозрительного. Как раз это и подозрительно - очень уж тихо, даже для Гейделя.

Я навел встроенную в мое тело параболическую антенну на «Бекстер-отель» и, повозившись с настройкой, услышал голос Бекс, а потом ее отца. Было слишком далеко, слов не разобрать, но все равно мои приборы узнали людей со стопроцентной точностью. Значит, Бекс вне опасности, по крайней мере сейчас. Я вернулся домой и целый день занимался любимым делом - гнал виски.

На следующее утро выдался четвертьгодовой двойной рассвет - солнца всходили почти вровень друг с дружкой. Ко мне пришла Бекс. В гостиной моего родового гнезда, где в солнечных лучах кружились пылинки и где я теперь всегда отдыхал, Бекс сообщила, что глимы забрали ее отца.

- Он прятал в погребе старое «Полуночное» и не послушался, когда глимы велели принести виски к ним в номер. - Бекс мяла левый кулак пальцами правой руки - это вошло в привычку у женщины, вылепившей тысячи булок. - Как они пронюхали, что у нас есть «Полуночное»? Генри, как им удается все выведывать?

- Глимы очень проницательны, - ответил я. - Правда, не все. Некоторые.

- Неужели мысли умеют читать? Если это так, нам конец.

- Ну что ты. В чужие мозги им не заглянуть, по крайней мере в чокнутые мозги нашего старого макиннонита. Но заначку вашу в погребе они углядели. Дверь - не преграда для призрака войны, который бродит в чужом, времени и по чужим местам.

Бекс еще разок сжала собственную руку и положила левую ладонь на колено. Посмотрела на линии руки, посмотрела на меня:

- Если сам драться не хочешь, расскажи, как их можно одолеть. Я не позволю убить- отца.

- Да они, может, и не собираются.

- А я не собираюсь выяснять, что они там собираются. В ее глазах полыхал зеленый огонь, а за окном полыхали

солнца. На лице Бекс свет перемежался тенями, как перемежаются в камине тлеющие и погасшие угли. «Ты давно любишь эту женщину, - подумал я. - Ты просто обязан ее чему-нибудь научить. Хотя чему тут научишь? Разве можно одолеть тварь, которая пережила… Которая переживет Великую Войну, последнюю из всех войн? Будущее убить нельзя».