Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами

Мой же «нюх» только начинал набирать обороты, перед тем как заработать во всю мощь.

Вечером меня ожидало свидание с Алексой, а пока я решил задержаться в офисе и просмотреть информацию о самых успешных брендах Франции в пищевой индустрии. Время было что-то около семи тридцати. Прошло часа два, как я в тишине сидел за рабочим столом, освещаемым одной-единственной лампой. Из-за двери соседнего кабинета до меня доносились еле слышные голоса. Это был кабинет Жан-Мари. Ничего особенного в этом не было, и я не придал значения. Первое, что все-таки показалось мне особенным и привлекло внимание, — был чей-то всхлип. Как будто человеку только что предъявили счет на изрядную сумму в дорогущем ресторане. Или… если бы этот человек вот-вот готов был достигнуть самого захватывающего момента в ходе некоего процесса…

Я уставился в стену, разделявшую наши кабинеты, будто рассчитывал, что так смогу расслышать лучше. Да, оттуда доносился едва уловимый, но регулярно повторяющийся скрип. Может, это был скрип рабочего кресла, которое кто-то оседлал? Или стола, подрагивающего под напором чьих-то тел?

Снова вздох. А после женский голос, умоляющий о продолжении. Кто же его любовница, так тщательно скрываемая от посторонних глаз? Надеюсь, не Кристин. И уж конечно не Марк — не думаю, чтобы он стонал фальцетом…

Еще какое-то время до меня доносились вздохи — раз, может, два, — и мебельный скрип застих. Все это могло бы показаться крайне возбуждающим, если бы не поднимавшаяся во мне неприязнь от мысли увидеть шефа полуобнаженным. У меня на самом деле не было ни малейшего желания заглянуть в соседний кабинет.

Громкость голосов постепенно стала нарастать. Пришло время вспомнить о пуговицах и «молниях». Очевидно, они думали, что одни в офисе, потому как кто-то из них вдруг распахнул дверь, и женский голос стал более отчетливым.

Офигеть!.. Это была Стефани. Похоже, в этот час моя коллега занималась вопросами снабжения сверх нормы, предписанной ее должностной инструкцией.

Я не мог разобрать всего из сказанного ею, но она упомянула что-то о vache folle — коровьем бешенстве. И о importer du boeuf anglais — импорте мяса из Англии, ввоз которого до сих пор находился под запретом. Судя по реплике Жан-Мари, что «это никогда не вскроется», он не слишком-то был обеспокоен. Потом мой шеф попросил ее замолчать, и я услышал стук закрывающейся двери. Но это ничего не меняло, поскольку они говорили на повышенных тонах. Жан-Мари брюзжал что-то о «бю-же» — бюджете. На что Стефани ответила: «Что за дерьмо! А как же наш имидж?»

Моих весьма ограниченных познаний во французском хватило, чтобы понять: из русла добродушного трепа, подогреваемого эйфорией от хорошего секса, разговор устремился в куда более опасном направлении. Похоже, сейчас разовьется полноценная ссора между главой отдела «зукоупки» и ее боссом. А предметом этого спора было нелегальное приобретение дешевого английского мяса!

По десятибалльной шкале это дерьмо весило на все одиннадцать. Думаю, лопоухий приятель Бернара не изображал бы наивысшую степень блаженства, знай он истинную начинку гамбургера.

Оставив настольную лампу включенной, а дверь в кабинет приоткрытой, я на цыпочках прокрался к лестнице. Меня ждала Алекса.

На этот раз Алекса выбрала одиннадцатый округ, район Оберкампф. Взявшись за руки, мы неторопливо прогуливались по одноименной улице. Этот район считается модным, благодаря расположенным тут барам, объяснила Алекса. Ну что ж, тем более прогулка окажется забавной. Те, кто приезжал сюда днем только потому, что район считался модным, уже уехали, и поэтому у нас был огромнейший выбор мест и способов провести вечер.

Мы решили заглянуть в бар, оформленный наподобие южноамериканских джунглей — слава богу, снабженных кондиционером, — и заказали по бокалу чудовищно дорогого мексиканского пива. Бар был заставлен длинными диванами, уютно устроившись на которых можно было перемежать разговоры глотками пива и многими другими, куда более увлекательными занятиями.

— У меня одна просьба, — сказала Алекса, отбиваясь от мексиканца местного разлива, пытающегося нацепить на голову каждому огромное сомбреро, — давай не будем сегодня затрагивать твою любимую тему. О’кей, мистер Зацикленный Англичанин?

— Без проблем. Но не думай, что это наша национальная философия. Я начал обращать внимание на это, лишь оказавшись здесь.

— Помешанность на собачьих какашках ты называешь философией? — прыснула Алекса. Она пила уже второй бокал, закусывая исключительно кукурузными чипсами. Мимо снова прошел «мексиканец», но она увернулась от него, явно не желая видеть на своей голове соломенную шляпу размером с Мексику.

— А знаешь, пожалуй, я сделал для себя несколько выводов о французской философии жизни. Вы всегда думаете только о себе. И вместо того чтобы общими усилиями бороться с этим безобразием на улицах Парижа, вы просто приспосабливаетесь, находя способы не влипнуть в собачье дерьмо. — С этими словами я взял у парня шляпу, просто чтобы наконец избавиться от него.