Божедомы

— И тогда опять лучшие люди будут гибнуть.

— Да, как и всегда бывало, — отвечал Туганов.

— Ну и выходит все-таки, — сказал Омнепотенский, — что все, как оно есть, так вечно оставаться не будет.

— Про то же тебе и говорят, — отозвался из-за стула дьякон Ахилла.

— А вам про что же говорят, — поддержал дьякона в качестве единомышленника Термосёсов.

— Я говорю, что радикальное тут надобно лекарство, — отвечал всем зараз сконфуженный Омнепотенский.

— Конечно, радикальное. Пармен Семенович вам про то и говорят, что радикальное, — внушал Термосёсов, нарочно как можно отчетистее и задушевнее произнося имя Туганова.

— А это радикальное лекарство не опека, а опять-таки…

— Опять-таки свобода, — досказал, поднимаясь с дивана, Туганов, — и свобода, почивающая на том доверии, которое имеет Государь к народу, разбивая его вековое рабство, не боясь всех пуганий.

— Однако, как это скучно толковать с ними, — шепнул он, выходя из-за стола, Туберозову, но не получил от него никакого ответа, а снова был атакован Варнавой.

— Позвольте, мне кажется, вам, верно, не нравится, что теперь все равны.

— Нет-с, мне не нравится, что не все равны. — Омнепотенский остановился и, переждав секунду, залепетал:

— Все, все должны быть равны.

— Да ведь Пармен Семенович вам это и говорят, что все должны быть равны! — отгонял его от предводителя Термосёсов. — О чем вы спорите? Вы сами не знаете, о чем вы говорите.

— Чурило ты! — отозвался к Варнаве Ахилла.

— Ах оставьте, сделайте милость, я не с вами и говорю, — отрезал Ахилле Омнепотенский. — Я говорю, что все должны быть равны.

— Да с вами именно об этом никто и не спорит, — успокоил его Туганов.

— Вам, верно, Англия нравится, — метнул ему Варнава. — Эти перелеты Омнепотенского более не сердили Туганова и даже показались ему вдруг очень забавными.

— Да, мне очень нравится Англия, — отвечал он.

— Вот видите: я это отгадал! — воскликнул Омнепотенский. — Она именно в том, верно, вам нравится, в чем мы на нее похожи.

— Но там же-с лорды есть, лорды, лорды.

— Да, там это старо и подгнивает уж, а у нас недавно свои новые лорды заведены.

— Наше дворянство тоже не новость-с.

— Да-да, что же дворян считать: они уже выведены в расход и похерены.

— А вам, конечно, и досадно, и жаль, что исчезли сословные привилегии.

— Нет, мне жаль, что они не исчезли, а даже вновь создаются: исчезли лорды грамотные, теперь безграмотные учреждены.

— Кто же это такие, это привилегированное у нас сословие? — спросил Омнепотенский.

— Мужики.

— Что-о-с! Да в чем же заключаются их привилегии?

— А в чем заключаются привилегии лордов?

— Не знает, — громко буркнул Термосёсов.

— Позвольте-с!

— Да ничего, — не знаешь, — отозвался Ахилла.

— Наши мужики имеют свой сословный суд, которого кроме их никто не имеет.

— Да вот вы как! — отвечал Омнепотенский.

— А вы как?

— А вы же как? — смеясь, отозвался в ноту Туганову Термосёсов.

— Я имею об этом свои суждения, — отвечал раскрасневшийся Омнепотенский.

— Да разве, разве обо всяком предмете можно иметь несколько суждений? — ядовито обрезывал его Термосёсов.

— Одно будет справедливое, другое — несправедливое, — проговорил Дарьянов.

— Ведь правда-то одна бывает или нет? — внушал Варнаве дьякон.

— Между двумя точками только одна прямая линия проводится, вторую — не проведете, — втверживал Термосёсов.

— И прямая всегда будет кратчайшая, — пояснял Дарьянов.

Туганов в душе смеялся над этой дружной поддержкой, которую встретило его последнее шутки ради сказанное замечание, а Омнепотенский злился.

— Да это что ж? ведь этак нельзя ни о чем говорить, — кричал он. — Я один, а вы все вместе говорите. Этак хоть кого переспоришь. А я знаю одно, что ничего старинного не уважаю и что теперь надо дорожить всякими средствами, чтобы образовать народ.

Омнепотенский сильно подчеркнул слова всякими средствами, а Туганов, как бы поддерживая его, сказал:

— Да это даже так и делается: у меня в одном уезде мировой посредник школами взятки брал.

— Ну да-с, как же братки взял… Нет-с!

— Уверяю вас, брал, да я его и не осуждаю: губернаторы, чтоб отличаться, требуют школ, а мужики в том выгод не находят и не строят школ. Он и завел: нужно что-нибудь миру, — «постройте, канальи, прежде школу». Весь участок так обстроил.

Туганов встал и, отыскав хозяйку, извинялся перед ней, что все попадает из спора в спор; и сказал, что он торопится и хотел только непременно ее поздравить, а теперь должен ехать. На дворе зазвенели бубенцы, и шестерик свежих почтовых лошадей подкатил к крыльцу легкую тугановскую коляску; а на пороге вытянулся рослый гайдук с англицкой дорожной кисою через плечо.

V

Туганов и Плодомасов через минуту должны были уехать, но Омнепотенский не хотел упустить и этой минуты: он отбился от терзавших его Термосёсова и Ахиллы и, наскочив на предводителя, спросил:

— Скажите, пожалуйста, правда это, что дворяне добиваются, чтоб им отдали назад крестьян и уничтожили новый суд?

Туганов спокойно отвечал, что это неправда.

— А зачем пишут, что народ пьянствует и мировые судьи скверно судят?

— Потому что это так есть.

— Ну это значит пятиться назад! — воскликнул Омнепотенский.