Читаем Божества древних славян полностью

Автору древнечешских глоссов к Mater Verborum также известно имя Святовита, он пишет: «Svatovit — Ares, bellum» и далее называет его «Mayors». Он понимал, следовательно, в Святовите только представителя военных подвигов, борьбы. Может быть, в такой видовой форме знали и почитали в старину Святовита в Чехии; Палацкий утверждает, что чехи, долго спустя, по принятии ими христианства, посылали в Аркону за оракулом (Рalackу. Gesch. v. Böhm. I, 336); но умалчивание о Святовите старинных чешских памятников дает повод предполагать, что он не был народным богом чешским, но имя арконского бога, столь громко звучавшее на всем Балтийском поморье, не могло не дойти и до слуха чехов, и они иногда посылали к нему за оракулом, а чешский глоссатор, естественно, занес имя его в свою энциклопедию.

Существование и у поляков — язычников представления о небесном верховном боге вселенной подтверждается преданием (стр. 23), по которому люди весною прислушивались к пению кукушки, полагая, «что высший владыка вселенной превращался в кукушку и предвещал им срок жизни». Это предание, может быть, навеено древнегреческой легендой о посещении Геры Зевсом, во время весенних бурь и ливней, в образе кукушки[354].

Верховный владыка у поляков, по словам Длугоша, М. Бельского и др., был IECCA, приравниваемый летописцами к Юпитеру (стр. 22). В летописи Прокоша, признаваемой за подделку, но по отношению к мифологическим данным, в ней заключающимся, вероятно, сообщающей сведения, основанные на народных преданиях, высшим богом называется Тrzу, т. е. Трояк или Трибог, истукан которого имел будто бы три головы на одной шее. Это известие совершенно совпадает с несомненным фактом, что в Штетине высшим владыкою — Sununus paganorum deus, как выражается Эбон, признавался Тpиглав, властвовавший над тремя областями мира, в том числе и над небом[355].

Лужицкие сербы называли второстепенных богов прибогами (pribohojo), по отношению к верховномуПРАБОГУ[356]. Языческое название «Прабог» до наших дней сохранилось в поговорках венгерских русинов, употребляющих это имя ныне в смысле злой, нечистой силы, напр.: «Бес ти и сто прабози!», «Иди до сто прабогов[357] и т. п.

Восточные славяне

Между божествами восточных славян встречаем имя БОГ, тождественное с названием верховного бога у южных славян, называемое наряду с Перуном и Волосом, напр., в упомянутых выше (стр. 36 и 37) договорах Игоря и Святослава: «Да будет клят от Бога и от Перуна», «да имеем клятву от Бога, в его же веруем, в Перуна и в Волоса, скотья бога». В приведенных примерах имя Бога очевидно употреблено в смысле верховного Бога, отдельного от прочих великих богов: Перуна и Волоса; в обоих случаях имя Бога стоит на первом месте, что говорит в пользу первенствующего его значения.

И у восточных славян известна противоположность между двумя мирами — добра и зла, светлым и мрачным, белым и черным, представительствуемыми двумя владыками: БЕЛБОГОМ и Чернобогом, о котором говорит Гельмгольд. Не имея прямых указаний на почитание русскими Белбога, мы встречаем, однако, в России названия местностей, происходящие от имени «Белбог», так, напр., имя это встречается во множественном числе как название урочища (близ г. Городка в окрестностях Москвы), называемого Белые боги[358]. Известен и Троицко-Белбожский монастырь в Костромской епархии[359].

В Белоруссии сохранилось ограниченное воспоминание о Белбоге, в лице Белуна. Это божество признается белоруссами источником богатства и милосердия. Он выводит из леса заблудившихся в нем путников: «циомна (темно) у леса без Белуна», говорят белоруссы; он помогает жать на нивах, наделяет бедняков деньгами: «мусиц, посябрывся з Белуном», т. е. должно быть, подружился с Белуном, говорят о человеке, которого посетило счастье. Здесь образ Белбога получил весьма ограниченный, деревенский характер. Белоруссы представляют Белуна стариком с длинною белою (но не седою) бородою, в белом саване, с белым носом[360].

О боге, снабженном белыми атрибутами, соответствующем Белуну или Белбогу, знают и латыши. В одном заговоре «на удой» обращаются к его помощи со следующими словами: «Бог шел по дорожке, белый кафтан на нем, белая палочка в руках. Иди, боже…, принеси мне всякое благо и т. д.». В заговоре от недуга упоминается Белая баба, которая излечивает недуг, сравниваемый со злым духом, и возвращает здоровье, сравниваемое со святым, добрым духом: «Белая баба топила баню белыми дощечками, из липовых листьев (липа — священное дерево у латышей, см. выше стр. 102), веник вязала, терла свежим молоком. Прочь всякий недуг от (имярека)! Недуг отстает, добро, здоровье пристает! Злой дух отстает, святой дух пристает!..»[361]

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза