Божественная дипломатия

Принц недовольно фыркнул и задумался о более приятных вещах, например, о том, какова на вкус кровь утомленного от жизни эльфа, чья безнадежная усталая грусть не пришлась по вкусу даже богу боли, предпочитавшему страдания в их чистом физическом или эмоциональном, но никак не в замутненном философией виде.

А шкатулка Миреахиля добросовестно передавала настроение высшего вара. За серой безнадежностью ожидания и осенней грустью проскальзывали тонкие нотки мягкой нежности и теплой привязанности, видимо, адресованные Ижене, озадаченность, словно он столкнулся с чем-то не совсем ясным, и общая озабоченность предстоящими делами. Но в чистой душе эльфа не было места злобе, коварству, ожесточенной подозрительности, досаде или жажде мести. Его чувства не несли угрозы. Что бы ни привело вара в Лоуленд, это явно было не требование процедуры гильотинирования члена королевской семьи.

Мичжель ист Трак, насвистывая себе под нос и при этом сохраняя на лице выражение абсолютно флегматичной апатии, не спеша обходил предложенные ему апартаменты, раздеваясь на ходу. Сапоги кинул в прихожей под вешалкой, дырявый плащ – на спинку кресла в гостиной, черный жилет с золотой строчкой набросил на руку статуе обнаженной нимфы в углу (второй несчастная уже поддерживала поднос с прохладительными напитками и вазу с фруктами). Но на этом номер стриптиза не завершился. Вар принялся распускать шнуровку у ворота рубашки, а Элия начала, и не без оснований, думать, что Мичжель заподозрил слежку и решил таким вполне невинным образом отыграться на шпионах, вторгающихся в его личную жизнь. Рубашка отправились на диван, обнажив худощавое жилистое загорелое тело, отмеченное старыми и уже бледнеющими полосками шрамов: три полосы чьих-то когтей, тонкая полоса от удара меча, «поцелуй» стрелы. Да, Трак предпочитал вести бурную жизнь. Вслед за рубашкой настал черед брюк, их бросили на кровать в спальне, гольфы обстоятельный вар метко запустил по одному на каждый стул в другой комнате и наконец закончил украшение своих покоев перед ванной, сверкнув половинками лун. Из-за двери высунулась рука, и под завершающий такт свиста повесила последнюю деталь туалета на ручку двери. Потом раздался шум воды.

– Я же говорил, что он нахал! – возмущенно прошипел Энтиор, почуявший, что над ним издеваются.

– Разве я с тобой спорил, брат? – отозвался Мелиор, не менее вампира оскорбленный представлением, устроенным варом. То, что они стали его свидетелями, подглядывая за Монистэлем, нисколько не смягчило гнева принцев.

– Впрочем, сложен он вовсе не дурно, аппетитная попка, – шутливо заметила богиня под недовольное сопение братьев. – А что касается нашей удочки, подождем. Пусть мальчик помоется, покушает, тогда и кое-чем другим захочет заняться. У вас, мужчин, удовлетворение физических потребностей всегда стоит на первом месте.

– Ты отождествляешь нас с этим невоспитанным ничтожеством из убогой деревни? – разобиделся Мелиор.

– Нет, дорогой, я просто делаю некоторые обобщения. Впрочем, в любом правиле найдется исключение, – мило поправилась принцесса.

Принцы гордо задрали носы, а ехидная Элия, дождавшись, пока на аристократических физиономиях братьев во всю ширь просияют «скромные» самодовольные улыбки, закончила фразу шпилькой:

– Вот вара Монистэля сначала потянуло к провидческим ритуалам и произведениям искусства. Вероятно, сказались эльфийская кровь и утонченный вкус.

Обиженные братья замолчали и несколько минут не разговаривали с Элией, давая сестре понять, как глубоко оскорбили их ее слова, но вдоволь повыпендриваться не позволяла работа. Надо было продолжать наблюдение за посольством.

Магжа иста Налидж пока единственная вела себя, как подобает порядочной варе уважающего себя посольства, она не развлекалась омовениями в странном тазике и вызовом туманов, не устраивала стриптиз со свистом (хотя на это принцы посмотреть не отказались бы), леди сидела на низком пуфике в дамской комнате, где из всей мебели были лишь гардероб, высокое зеркало-трельяж с туалетным столиком и широкий полукруглый диван для гостей с парой кресел в придачу в углу напротив. Стены были обиты желто-красной тканью теплого оттенка, а пол застилал ковер огненной расцветки, изображающий жонглера факелами в окружении алых роз и язычков пламени.

Вокруг Магжи, отлично вписавшейся в интерьер со своей яркой красотой и столь же яркими одеждами, суетилась горничная, бережно расчесывала пышную копну волос госпожи и вынимала из кудрей тяжелые драгоценные булавки, придававшие прическе некоторое подобие порядка.