Божественная комедия. Ад

1. С возвратом чувств, к которым вход закрылся[134]
При виде мук двух родственных теней,
Когда печалью весь я возмутился,[135]

 —

4. Иных скорбящих, ряд иных скорбей

Я зрел везде, куда ни обращался,
Куда ни шел, ни устремлял очей.

7. Я был в кругу, где ливень проливался[136]

Проклятый, хладный, вечный: никогда
Ни в мере он ни в свойствах не менялся.

10. Град крупный, снег и мутная вода

Во мраке там шумят однообразно;
Земля, приняв их, там смердит всегда.

13. Там Цербер, зверь свирепый, безобразный,[137]

По-песьи лает пастью тройной
На грешный род, увязший в тине грязной.

16. Он, с толстым чревом, с сальной бородой,

С когтьми на лапах, с красными глазами,
Хватает злых, рвет кожу с них долой.

19. Как псы там воют души в грязной яме:

Спасая бок один другим, не раз
Перевернутся с горькими слезами.

22. Червь исполинский, лишь завидел нас,

Клыкастые три пасти вдруг разинул;
От бешенства все члены он потряс.

25. Тогда мой вождь персты свои раздвинул,

Схватил земли и смрадной грязи ком
В зев ненасытный полной горстью кинул.[138]

28. Как пес голодный воет и потом

Стихает, стиснув кость зубами злыми,
И давится и борется с врагом:

31. Так, сжав добычу челюстьми тройными,

Сей Цербер-бес стол яростно взревел,
Что грешники желали б быть глухими.

34. Чрез сонм теней, над коим дождь шумел,

Мы шли и, молча, ноги поставляли
На призрак их, имевший образ тел.[139]

37. Простертые, все на земле лежали;

Один лишь дух привстал и сел, сквозь сон
Узрев, что мимо путь свой мы держали.

40. «О ты, ведомый в бездну,» молвил он,

«Узнай меня, коль не забыл в разлуке:
Ты создан прежде, чем я погублен.»

43. И я: «Твой лик так исказили муки,

Что ты исчез из памяти моей
И слов твоих мне незнакомы звуки.

46. Скажи ж, кто ты, гнетомый мукой сей,

Хоть, может быть, не самою ужасной,
Но чья же казнь презренное твоей?» —

49. И он: «Твой град, полн зависти опасной,[140]

 —Сосуд, готовый литься чрез край —,
Меня в себе лелеял в жизни ясной.

52. У вас, граждан, Чиакком прозван я:[141]

За гнусный грех обжорства, в низкой доле,
Ты видишь, ливень здесь крушит меня.

55. И, злая тень, я не одна в сем поле;

Но та же казнь здесь скопищу всему
За грех подобный!» – И ни слова боле.

58. «До слез, Чиакко,» я сказал ему,

«Растроган я твоим страданьем в аде;
Но, если знаешь, возвести: к чему

61. Дойдут граждане в раздробленном граде?

Кто прав из них? скажи причину нам,
Как партии досель в таком разладе?[142]»

64. A он в ответ: «По долгим распрям там[143]

Дойдут до крови: партия лесная,[144]
Изгнав другую, навлечет ей срам.

67. Но чрез три солнца победит другая,[145]

Изгнав лесных при помощи того,
Что лавирует, берег обгибая.[146]

70. Чело подняв до неба самого,

Они врагу тяжелый гнет предпишут,
Хоть негодуй, хоть плачь он оттого.

73. Два правых там, но сло

ва их не слышат:[147]Гордыня, зависть, скупость – это три
Те искры, ими же сердца там пышат.»

76. Он смолк, терзаем горестью внутри,

И я: «Еще спрошу я у собрата,
Два слова лишь еще мне подари:

79. Друзья добра, Теггьяио, Фарината

И Рустикуччи, Моска и Арриг
И прочие гонители разврата[148] —

82. Ах, где они? поведай мне об них!

Узнать об них горю от нетерпенья —
В аду ль скорбят, иль рай лелеет их?» —

85. И он: «В числе чернейших! преступленья

Различные их повлекли ко дну:
Нисшед туда, увидишь их мученья.

88. А как придешь в ту сладкую страну,

Молю: пусть вспомнят обо мне живые.
Довольно! дождь меня гнетет ко сну.» —

91. Тут, искосив глаза свои прямые,

Он на меня взглянул, главу склонил
И пал лицом как прочие слепые.[149]

94. И вождь сказал: «Надолго он почил:

Звук ангельской трубы его разбудит,
Когда придет Владыка грозных сил.

97. На гроб печальный всех тот звук осудит,

Все восприимут плоть и образ свой,
Услышат то, что в век греметь им будет.»

100. Мы тихо шли под бурей дождевой,

Топча в грязи теней густые кучи
И говоря о жизни неземной.

103. И я: «Учитель, меры злополучий[150]

Умножатся ль в день страшного суда,
Умалются, иль будут столько ж жгучи?[151]» —

106. А он: «К науке обратись, туда,[152]

Где сказано, что чем кто совершенней,
Тем больше зрит он благ, или вреда.

109. Хотя сей род, проклятый в злой геенне,

В век совершен не может быть вполне,
Ждет тем не мене казни утонченней.»

112. Мы обогнули путь сей в тишине,

То говоря, чего здесь не замечу;
Когда ж пришли, где сходят к глубине,[153] —

115. Враг смертных, Плутус, нам предстал на встречу.[154]