Божественная шкатулка

Вскоре от шкатулки заструилось тепло. Сначала оно согрело мои пальцы, затем всю руку, плечо и, наконец, сердце. А в голове у меня прозвучал чей-то голос:

Я с тобой.

– Прекрасно, – прошептал я. – Что мне сейчас делать?

Послышался громкий крик какого-то животного, что-то шлепнуло меня по лицу, и все тот же голос сказал:

Отдай мне все свои страхи!

– Хорошо. Только как?

Просто попроси меня забрать их.

– Пожалуйста... Пожалуйста, забери мой страх. Я буду вечно тебе благодарен, если...

И страх исчез. Тупая боль, пронзавшая мне сердце, исчезла. Я сел, в который раз испытывая перед шкатулкой чувство благоговейного ужаса. В мгновение ока она превратила меня из жалкого труса в человека, способного горделиво гарцевать на лошади. Именно в эту секунду ветка дерева угодила мне прямо между глаз, да так больно, что перед моим взором заплясали яркие звезды. После того как этот дивный свет погас так же неожиданно, как и появился, все тот же мысленный голос строго произнес:

Я не разрешал тебе вставать.

ГЛАВА 9

Я брел по тропе сна и лишь одной половиной сознания понимал, что в эту минуту вижу именно тропу сна. Над головой у себя я увидел почерневшие балки потолочного покрытия. Откуда-то справа доносился детский плач. Перекатив по подушке голову, я увидел младенца. Тот неожиданно перестал плакать и посмотрел на меня. Я протянул к нему руку и понял, что я тоже младенец.

Надо мной склонилось чье-то лицо, и до меня дошло, что это отец. Отцовское лицо выглядело гораздо моложе, однако его черты виделись мне неясными, искаженными. Рядом с ним появилось еще одно лицо. Хотя оно было лет на тридцать моложе, я все-таки узнал в нем нантскую жрицу Аджру.

Отец посмотрел сначала на меня, затем на моего брата и снова на меня. Зажмурив глаза, покачал головой. Аджра положила руку ему на плечо, и я прочитал по ее губам:

– Рафас, в книге говорится, что это должен быть выбор самого отца. Ты должен выбрать одного из них.

Рука отца коснулась моей щеки, затем щеки брата. Он поднял Тайю на руки и передал его жрице. Когда Аджра исчезла из поля моего зрения, отец заплакал.

Я проснулся и, открыв глаза, испытал ощущение удивления и легкой грусти. Когда окружающий мир окончательно обрел резкие очертания, я увидел, что нахожусь в хижине со стенами из переплетенных веток и листьев. В хижине горел костер, над которым булькал котелок. Воздух наполняли незнакомые запахи. Надо мной опять появилось чье-то лицо, и...

Полагая, что это сон, я снова закрыл глаза. Мне казалось, что я просто заново вижу уже привидевшийся мне кошмар. Увиденное мною лицо было безволосым, сморщенным, каким-то зловещим и в целом напоминало результат скрещивания летучей мыши с человеком, угодившим в дорожное происшествие. Оно улыбалось мне, оскалив желтоватые, заостренные, словно иглы, зубы.

– Дагатак? Дагатак, говоришь ты?

– Да, думаю что так.

– Думай так, хорошо!

Существо издало смешок и прикрыло лицо рукой. Похоже, что рука крепилась к торсу подобием мембраны.

– Это – памма. Хорошо. Ешь. Расти большой.

Охваченный ужасом, я немедленно принял сидячее положение и посмотрел на жуткое существо, сидевшее на корточках передо мной.

– Капитан Шэдоус?

Существо издало подряд три серии звуков, означавших смех, и тряхнуло головой:

– Шэдоус охотится за вчерашним днем!

Эта не слишком удачная шутка заставила уродца зайтись в приступе смеха. Отсмеявшись, он протянул мне деревянную миску, полную желтой кашицы.

– Ешь памму. Будешь сильный. Памма поставит тебя на ноги.

Уродец опустил в миску деревянную ложку, которая оказалась размером с небольшую лопатку, и сунул ее мне в рот. Хотя я едва не поперхнулся, когда ложка чуть не угодила мне прямо в горло, сама по себе памма оказалась не такой уж противной.

Я тут же почувствовал себя значительно лучше и забрал у моего новоявленного опекуна миску и ложку.

– Дай мне!

– Ешь! – радостно откликнулся уродец. – За маму, за папу!

Я проглотил еще одну полную ложку густой похлебки и ткнул ложкой в своего кормильца.

– Что ты там говорил о капитане Шэдоусе? Где он сейчас?

Я терпеливо дождался, пока похожее на летучую мышь существо отсмеется.

– Было бы разумнее спросить о том, где оказался ты, – изрек уродец.

– Ну хорошо. И где же я нахожусь?

Лицо уродца неожиданно приняло серьезное выражение, и он вытянул в мою сторону скрюченный, похожий на коготь палец.

– Ты там, где нет Шэдоуса. Хорошо, верно?

Уродец снова зашелся в приступе идиотского смеха.

Скорее всего у моего нового «друга» не все в порядке с головой. Я надеялся, что кто-нибудь да появится, что кто-то набросит на этого безумца сеть и отправит его в сумасшедший дом. Через несколько секунд уродец снова посерьезнел и принялся внимательно меня разглядывать. Вытянув вперед руку со скрюченным пальцем, он легонько шлепнул меня по лицу.

– Ты болен. Серьезно болен. Ты не можешь 'яться.

– 'Яться? Ты хочешь сказать, смеяться?

– Ну да, 'яться. Ты, должно быть, болен, очень болен, поэтому и не можешь 'яться.