Божественная Зефирина

Зефирина повернулась к своей подруге Луизе, как будто бы у той был ключ к разгадке этой тайны.

Насмешливый голос мамаши Крапот заставил девушек вздрогнуть.

– Хи-хи-хи! Ты и вправду дочь прекрасной Коризанды. Ну ладно, бери и уходи… уходи…

С этими словами мамаша Крапот положила пустую шкатулку в тайник.

– Боже мой, мамаша Крапот, так вы знали мою маму! – воскликнула Зефирина, не двинувшись с места, а затем добавила:

– Расскажите мне о моей тете Генриетте де Сен-Савен… об этой несчастной, что утонула во время разлива реки…

– Замолчи… замолчи, скверная девчонка… Я не говорила этого, я ни в чем не призналась. Они не поймают мамашу Крапот… Ну, уходи… уходи же… Я не хочу тебя больше видеть никогда! Они опять будут бить меня. Уходите, я прогоняю вас, я прогоняю вас!

Внезапно озлобившись, сумасшедшая старуха подняла свою дубину. Пришедшие в ужас Луиза и Зефирина выскочили из склепа.

– Не возвращайтесь сюда, иначе вы будете иметь дело со мной, скверные девчонки!..

Когда они бежали сквозь заросли орешника, голос мамаши Крапот продолжал их преследовать. Убегая так стремительно, – словно сам дьявол гнался за ней по пятам, Зефирина сжимала в руке медальон с изумрудом.

Оказавшись в месте, откуда уже были видны постройки монастыря, она спрятала его в рукав своего платья.

– Пресвятая Дева, барышни, на кого вы похожи! – воскликнула мать Мария-София д'Анжелюс, задохнувшись от возмущения при виде съехавших набок чепцов и раскрасневшихся щек своих овечек. – Так-то вы воспользовались нашими наставлениями? Подите причешитесь и наденьте мирские платья. Оруженосец вашего отца ждет вас, мадемуазель де Багатель.

В полдень обе пансионерки, полностью преобразившись в двух девушек из хорошего общества, распрощались со своими подругами и монахинями из аббатства Сен-Савен. Зефирина теперь была одета в короткий дамский жакет гранатового цвета и широкую юбку из серой тафты. Ее прекрасные волосы цвета червонного золота, причесанные на прямой пробор, виднелись из-под красной бархатной шляпки-ракушки. Грациозная девушка-подросток с лихо воткнутым в шляпку белым пером могла легко сойти за взрослую барышню шестнадцати-семнадцати лет. Луиза, в своем голубом шелковом наряде, тоже была очаровательна, хотя по характеру и по внешнему виду была менее яркой, чем ее подруга.

– До свидания, матушка! До свидания, сестры!

– Да благословит вас Господь, дети мои, – говорили монахини, целуя девушек в лоб.

– До свидания, отец мой! Спасибо вам за все, чему вы меня научили! – учтиво сказала Зефирина, подойдя к брату Франсуа.

– Прощайте, дитя мое, – сказал монах вкрадчиво. – Я ухожу на покой к благочестивым бенедиктинцам. Одиссея Книги Жизни заставляет меня думать, что наши с вами прихотливые дороги больше не пересекутся. Однако знайте, что подобно Софоклу, наставнику Алкивиада, я очень счастлив тем, что, испытывая к вам огромные отцовские чувства, дал вам амбру, мускус и горечь разума!

Медленным движением брат Франсуа осенил крестом склоненную головку Зефирины. Лукавый дьявол как будто бы подтолкнул Зефирину, и она воспользовалась моментом, чтобы прошептать:

– В любом случае, я надеюсь, что все это мне пригодится, когда однажды я буду читать «бесценную жизнь мессира Гаргантюа»!

Внезапно округлившиеся глаза брата Франсуа Рабле поведали ей, что она сумела отомстить за всю греческую и латинскую премудрость, которыми пичкал ее добрый монах в течение долгих лет учебы…

– Прощайте, брат Франсуа! Прощай монастырь Сен-Савен! Прощай, детство! Погоняй, Ла Дусер!

Четыре мула, впряженных в повозку, весело стучали копытами по дорогам долины Луары. Да здравствует свобода!

Радостными криками отвечали Луиза и Зефирина на приветствия крестьян, работавших в полях. Трясясь в открытой повозке, на свежем воздухе, укрывшись от весеннего солнца под установленным на повозке балдахином, они восхищались всем: деревнями, приютившимися под сенью лесов, стрелами колоколен, виноградниками и своенравной рекой, которая лениво текла меж своих серебристых берегов.

– Воистину, барышни, это изумительно! Как у нас говорят: «Луара – это баба, обцелованная нашими королями…» О, простите…

Очень гордый тем, что был произведен в чин пажа, Ла Дусер делился личными впечатлениями, указывая пальцем на королевские воды. Его обязанности ментора были легкими. Луиза и Зефирина восхищались всем, приходили в восторг от всего, смеялись и поминутно просили остановить мулов, чтобы лучше осмотреть окрестности.

Солнце отражалось в водах реки. Ослепленная, захмелевшая от свежего воздуха, от света и от нового чувства свободы, Зефирина прикрыла глаза рукой. Лодочники ловко и уверенно вели свои суденышки меж покрытых зеленью островков и песчаных отмелей. Паром, на котором находилось около дюжины молодых всадников, пристал к берегу. С громкими криками и восклицаниями эти щеголи в охотничьих костюмах, вскочили на своих лошадей. Они галопом пронеслись мимо девушек в повозке, когда Луиза вскричала:

– Гаэтан! Гаэтан!

Один из всадников придержал свою лошадь.