Божественная Зефирина

– Но тогда… кому же принадлежит этот, с орлом? – простонала Зефирина… Подождите, папаша Коке, я по-другому задам вопрос. Если этот медальон не принадлежал моей матери, то не принадлежал ли он моему отцу?

– Нет.

– Нет?

– Моей мачехе?

– Нет.

– Соседям?

– Нет.

– Друзьям?

– Нет.

– Королю?

– Нет.

– Он был украден?

– Нет.

– Но кому я должна его отдать? Послушайте, я нашла его в монастыре Сен-Савен…

– Нет.

– Как это нет? Да… действительно, мне его дала одна старая женщина.

– Да.

– Да? Вы знаете мамашу Крапот?

– Да.

– Она сумасшедшая?

– Нет.

– Она говорила мне о моей матери.

– Да.

– Она знала мою мать?

– Да.

– Она ее любила?

– Да.

– Итак, возможно, медальон принадлежал моей семье?

– Да… Нет…

– Что вы хотите сказать, папаша Коке? Да и нет? «Может быть, он сошел с ума или впал в детство?» – подумала Зефирина, прежде чем вновь сказать вслух:

– Смотрите, папаша Коке, это украшение было спрятано в монастыре Сен-Савен, то есть в родовом владении. Как вы думаете, могу ли я оставить у себя этот изумруд?

Старый калека опять трижды нажал на ладонь Зефирины.

– Я могу его оставить… на три года? На три месяца? На три недели? – пришла в отчаяние Зефирина. – На три века? Так… на три века?

– Да… Нет… Да… Нет…

Все более и более опечаленная Зефирина смотрела на папашу Коке, стараясь угадать за гримасой лица несчастного какой-либо признак разума.

Но делать было нечего, ибо старый калека, возможно обессиленный этой слишком долгой «беседой», забылся сном.

Зефирина тихонько встала. У нее в поясе было несколько экю. Она положила их на стол из светлого дерева. Спрятав медальон с изумрудом обратно себе за корсаж, она придала своему лицу подобающее выражение и вышла из лачуги.

Последующие дни пролетели для Зефирины в предотъездной лихорадке. Держа свое слово, маркиз де Багатель посылал к своей дочери лучших мастеров, ювелиров, вышивальщиц, швей и торговцев пухом и пером, чтобы они изготовили приданое «барышни, лично приглашенной самим его величеством». Дамы из семейства Ронсаров, очень взволнованные этими приготовлениями, щебетали наперебой во время бесконечных примерок.

Зефирина не имела никаких известий о Гаэтане… В конце концов откуда им взяться! Она знала, что он уехал по крайней мере на два месяца. Мысль о нем никогда не покидала ее, так же как и прядь волос, которую она хранила, как драгоценность, у себя на груди. Они совершали с Луизой длительные прогулки. Единственной темой их разговоров был Гаэтан, Гаэтан и еще раз Гаэтан. Зефирина хотела знать все о молодом человеке. Он был пажом с восьми лет, и как младший сын в семье он уже два года был королевским гонцом. Король, казалось, очень ценил Гаэтана, все время проводящего в дороге и в силу этого могущего сделать хорошую карьеру.

– Зефирина де Ронсар… Что вы на это скажете, Луиза? Зефирина, супруга рыцаря де Ронсара!

– Это имя вам так пойдет, Зефи! – блаженно восторгалась Луиза.

Возглас госпожи де Ронсар прервал мечты девушек:

– Идите быстрее, вот мастер Маромато!

Луиза и Зефирина быстро возвращались на ежедневную примерку. Мэтр Маромато со всем своим штатом закройщиков и портных был сейчас самой важной персоной при дворе. Это он одевал больших вельмож и благородных дам для предстоящего события!

Вертясь вокруг Зефирины, стоявшей в юбке, рубашке и корсете, господин Маромато не прекращал свою речь:

– Мадемуазель носит свой туалет с редким изяществом. Но она должна выбросить свои мягкие, вышедшие из моды юбки, чтобы отдать предпочтение нашим божественным фижмам, которые производят фурор!

– Но все это очень жестко! Я не могу ходить, я не могу сидеть, – возражала Зефирина, в то время как непреклонный господин Маромато заставлял ее надевать жесткую, негнущуюся юбку в форме колокола, на которую были нашиты сделанные из прутьев обручи.

– Ну уж нет, ну уж нет, барышня! Все наши дамы хорошо привыкают к деревянным обручам, которые служат нам для того, чтобы создавать фижмы, этот шедевр элегантности… Ну-ка, теперь «тело»! – приказывал мастер Маромото.

В корсаже, натянутом на металлическую проволоку, который придавал ее бюсту почти геометрический вид и сжимал ее юные груди, Зефирина, опьяненная тем, что она превращается в настоящую даму, все же тем не менее почти задыхалась.

– А что скажет мадемуазель об этой хлопчатобумажной ткани из Индии?

Вопрос был излишним. Зефирина не могла больше ничего сказать…

– Вот шелк из Персии, – продолжал неутомимый мастер Маромато, – вот шелковая узорчатая сирийская ткань. Для головного убора я предлагаю золотистый муслин. Прогресс нельзя остановить, любезные дамы! Благодаря господину Христофору Колумбу и господину Васко да Гама для нас открыты морские пути. Подумайте, всего лишь двадцать лет назад у нас не было всех этих новых тканей! А что вы скажете об этом сукне для безрукавки из Антиохии? О прекрасных перьях для султана на головном уборе? Сам убор будет из бархата и украшен выкованным из серебра чертополохом. Для этого короткого жакета, украшенного шнурами с металлическими наконечниками, я думаю, прекрасно подойдет мех куницы, а муфта будет из горностая или из лисицы…