— Я всего лишь рассчитывала на твою любовь. Теперь мне ясно, что это ошибка.
— Скажи мне, что он сделал.
— Ничего страшного. Это касается только меня.
—
Они видела залегшую на его лбу морщину, которая теперь стала глубже, две новые складочки между бровями. Она уже не могла смотреть на сына сверху вниз: их глаза встретились на одной высоте. Она подалась вперед и прижалась щекой к его щеке.
— Никогда больше не будь со мной таким жестоким.
Дать выход поднявшейся горячей волне — и мать простит ему все, прошлое вернется назад. Но нет. Он не мог уступить. Прежде чем она заметила его слезы, Александр вырвался и бросился вниз по узкой лестнице.
Ничего не видя перед собой, он с кем-то столкнулся. Это была темноволосая девушка. Она вскрикнула, вся затрепетала нежно, как голубка.
— Прости, господин, прости.
Он взял ее тонкие руки в свои.
— Я сам виноват. Надеюсь, не ушиб тебя?
— Нет, конечно же нет. — Оба замешкались на секунду, потом она опустила густые ресницы и побежала наверх. Александр протер глаза, но они были едва влажные.
Гефестион, искавший Александра повсюду, часом позже нашел его в маленькой старой комнате, из окон которой были видны водопады. Здесь их шум был оглушительным, пол комнаты, казалось, содрогался вместе со скалою внизу. В комнате было тесно от сундуков и полок, которые были завалены заплесневевшими свитками, записями о праве собственности, договорами, длинными фамильными родословными, восходившими к героям и богам. Тут же лежало и несколько книг, оставленных Архелаем или занесенных сюда превратностями судьбы.
Александр, скорчившись, сидел в небольшой оконной нише, как зверь в берлоге. Вокруг него была разбросана груда свитков.
— Что ты здесь делаешь?
— Читаю.
— Я не слепой. Что случилось? — Гефестион подошел ближе, чтобы заглянуть другу в глаза. В лице Александра была свирепая замкнутость раненой собаки, которая готова укусить погладившую ее руку. — Мне сказали, что ты поднялся наверх. Я никогда еще не видел этого места.
— Это архив.
— Что ты читаешь?
— Ксенофонт об охоте. Он говорит, что кабаний клык такой горячий, что подпаливает собакам шерсть.
— Не знал этого.
— Это неправда. Я положил один волосок, чтобы проверить.
Он поднял свиток.
— Скоро здесь стемнеет.
— Тогда я спущусь.
— Ты не хочешь, чтобы я остался?
— Я просто хочу почитать.
Гефестион собирался сказать, что спальни устроены на древний лад: наследник в маленькой внутренней комнате, его товарищи — в смежной караульной, служившей этой цели с незапамятных времен. Теперь и не задавая вопросов, он видел, что любые изменения в распорядке не ускользнут от внимания царицы. В реве водопада, в удлиняющихся тенях росла грусть.
В Эгии царила ежегодная праздничная суматоха Дионисий, усугубленная пребыванием царя, который столь часто предпочитал своим столицам военные лагеря. Женщины шмыгали из дома в дом, мужчины собирались вместе, чтобы поупражняться в фаллических танцах. Погреба заполнились привезенным из виноградников молодым вином. Комнаты царицы превратились в гудящий таинственный улей, откуда Александр был изгнан: не в отместку, а потому, что он стал мужчиной. Клеопатре позволили остаться, хотя она еще не была женщиной. Теперь ей, наверное, открылись все тайны. Но она была еще слишком юна, чтобы уходить с менадами в горы.
Накануне праздника Александр проснулся рано, когда рассвет едва мерцал за окном. Щебетали первые птицы, шум воды здесь звучал более отдаленно. Можно было слышать топор дровосека, мычание недоенного скота. Александр встал и оделся, хотел разбудить Гефестиона, но на глаза ему попалась боковая лесенка, потайной ход, которым он мог незаметно уйти из башни. Она была встроена в стену, чтобы наследник мог потихоньку приводить к себе женщин. Эта лестница помнит немало историй, подумал он, быстро спускаясь вниз и поворачивая ключ в массивном замке двери.
В Эгии не было парка, только старый сад, вплотную примыкавший к крепостной стене. На черных голых ветвях деревьев кое-где уже треснули почки, предвещая будущее буйное цветение. Обильная роса лежала на высокой траве, повисая в переплетениях паутины прозрачными бусинками. Горные вершины, еще покрытые снегом, нежно розовели. Холодный воздух вобрал в себя запахи весны и фиалок.
Идя на аромат цветов, он нашел место, где они росли, глубоко спрятавшись в густой траве. Ребенком он собирал их для матери. Он принесет букет, пока служанки ее причесывают. Хорошо, что он вышел один; даже Гефестион был бы сейчас помехой.
Его руки были полны холодных влажных цветов, когда он увидел, как что-то мелькает за деревьями. Это была девушка, закутанная в толстое коричневое покрывало поверх прозрачной рубашки. Он тотчас же узнал ее и подошел.
Она была как нераскрывшийся цветок, свет, притаившийся во тьме. Когда Александр показался из-за деревьев, она вся застыла и побелела как холст. Какая же она застенчивая!
— Что ты? Я не съем тебя. Просто подошел поздороваться.
— Доброе утро, господин.
— Как тебя зовут?
— Горго, господин.