Божественное пламя

Не обращая на него внимания, Александр перекатился на дальний край ложа и обеими руками вцепился в его деревянную обшивку. Он ждал с холодной нетерпеливой улыбкой.

Задыхаясь, хромая, волоча за собой меч, Филипп ковылял к своему врагу. В куче посуды на полу он поскользнулся на яблочной кожуре, перенес вес тела на больную ногу, не устоял и рухнул, во всю длину растянувшись среди сладостей и черепков.

Гефестион шагнул вперед, инстинктивно желая помочь ему.

Александр вышел из-за ложа. Положив руки на пояс, вскинув голову, сверху вниз смотрел он на багрового, хрипло выкрикивающего проклятия человека, ползущего к своему мечу в луже разлитого вина.

— Смотрите, люди! Смотрите на того, кто готов повести вас из Греции в Азию. Он валится с ног, не пройдя и двух шагов между ложами.

Филипп, опираясь на обе руки, поднялся на здоровое колено. Осколок тарелки порезал ему ладонь. Аттал с родственниками суетились вокруг, стараясь помочь. Во время этой суматохи Александр дал знак друзьям. Они вышли вслед за ним, молча, осторожно, словно в ночном военном набеге.

От своего поста у дверей, покинуть который он не сделал ни единой попытки, за Александром следил Павсаний. Так путник в иссушенной зноем пустыне смотрит на человека, напоившего его холодной прозрачной водой. Никто не заметил этого взгляда. Александр, собирая вокруг себя молодых, никогда и не думал на него рассчитывать. К тому же с Павсанием нелегко было говорить.

Букефал ржал во дворе; он слышал боевой клич своего хозяина. Юноши бросали пиршественные венки на припорошенную снегом землю, вскакивали в седло, не дожидаясь помощи конюхов, и галопом неслись в Пеллу по утоптанной дороге, колеи которой были схвачены морозом, а лужи обведены тонкой кромкой льда. Перед дворцом, оглядывая при свете ночных факелов их лица, Александр все прочел в обращенных к нему взглядах.

— Я везу мою мать в Эпир, в дом ее брата. Кто едет со мной?

— Я стою за себя, — сказал Птолемей, — и за истинного наследника.

Гарпал, Неарх и остальные сгрудились вокруг; из любви, из преданности, из подсознательной веры в удачу Александра, из страха перед царем и Атталом или просто стыдясь отступиться на глазах остальных.

— Нет, не ты, Филот, ты останешься.

— Я еду, — быстро сказал Филот, оглядываясь. — Отец простит меня, а если нет — что с того?

— Нет, Парменион лучший отец, чем мой, ты не должен оскорблять его из-за меня. Послушайте меня, остальные. — Голос его стал отрывистым, словно он отдавал приказы на поле боя. — Нам нужно уезжать немедленно, прежде чем меня бросят в темницу, а мою мать отравят. Едем налегке, берите запасных лошадей, все оружие, все деньги, которые сможете достать, дневной запас еды, надежных слуг, умеющих сражаться: я их вооружу и дам лошадей. Все встречаемся здесь, когда протрубят к следующей смене стражи.

Юноши разошлись, все, кроме Гефестиона, который смотрел на Александра так же потерянно, как путешественник в безбрежном море смотрит на рулевого.

— Он еще пожалеет об этом, — сказал Александр. Он рассчитывает на Александра Эпирского. Он возвел его на трон, у него было много хлопот из-за этого союза. Теперь пусть забудет об этом, пока царица не будет восстановлена в своих правах.

— А ты? — тупо спросил Гефестион. — Куда ты поедешь?

— В Иллирию. Там я добьюсь большего. Я понимаю иллирийцев. Ты помнишь Косса? Отец для него ничто, он один раз взбунтовался и взбунтуется вновь. А меня он знает.

— Ты хочешь сказать… — начал Гефестион, чтобы не молчать.

— Они хорошие воины. И могут сражаться еще лучше, если у них будет полководец.

«Сделанного не вернешь, — думал Гефестион, — но как могу я спасти его?»

— Хорошо, если ты думаешь, что так будет лучше.

— Остальные доедут до Эпира, а там пусть выбирают. Каждому дню своя забота. Посмотрим, как верховному командующему всех греков понравится начать поход в Азию с сомнительным Эпиром и готовой к войне Иллирией за спиной.

— Я соберу твои вещи. Я знаю, что взять.

— Это счастье, что мама ездит верхом, у нас нет времени для носилок.

Он нашел ее бодрствующей, лампа еще горела. Олимпиада сидела в своем кресле, уставившись на стену перед собой. Она взглянула на него с укором, зная только то, что он приехал из дома Аттала. В комнате пахло сожженными травами и свежей кровью.

— Ты была права, — сказал он. — Более чем права. Собери свои драгоценности, я отвезу тебя домой.

Когда он вернулся в свою комнату, его походная сумка была уже полностью собрана, как и обещал Гефестион. Поверх вещей лежал кожаный футляр со свитком «Илиады».

Горная дорога на запад вела к Эгии. Чтобы обогнуть ее, Александр повел свой маленький отряд перевалами, которые изучил, когда показывал своим людям, как воевать в горах. Дубы и каштаны у подножия холмов стояли нагие и черные, влажные тропы над ущельями были засыпаны палой листвой.