Божественное вмешательство (СИ)

— Глупый мальчик. Где это видано, что бы безусые юнцы становились центурионами, да еще высшего ранга! — я все хорошо расслышал, а тыловик уже четче добавил: — Береги себя, центурион.

Антониус, приложив палец к губам, легкой кошачьей походкой направился к ближайшему бараку, что мне, нагруженному, было не по силам. Но я старался. Правда, в такой скрытности необходимости не было, из барака доносился богатырский храп.

У входа, чуть в стороне, барак имел пристройку, больше похожую на собачью конуру, не более трех квадратных метров. Центурион вошел туда первый. Погремев там немного, зажег светильник и довольный собой сказал:

— Располагайся, мне пора.

— Спасибо, — пробормотал я в ответ и ввалился в конуру, гордо именуемую офицерскими апартаментами. Чудом, не вступив в таз с водой, я сбросил поклажу на деревянный топчан и осмотрелся. Несколько крюков на стене — на них пристроил доспехи и оружие, топчан и маленький стол — не богато. Под ним сундук.

Я посмотрел на сумки и решил взглянуть, что в них.

Кроме отобранного у галлов плаща, из сумок я извлек штаны и рубаху, тогу, полоски ткани, используемые в качестве нижнего белья, бронзовый кубок, фляги с вином и водой, головку сыра и каравай хлеба. Сразу же почувствовал жажду и голод.

Утолив и то и другое, решил заглянуть в кошелек, подаренный Спуринией. Я не знал, что тут сколько стоит, но решил, что десяток золотых и тридцать серебряных монет достаточная сума для того, чтобы хоть питаться лучше, чем поужинал.

Подивившись тому, что на золотых монетах одна сторона, угадать аверс или реверс не представлялось возможным — гладкая, быстро уснул.

Пронзительный визг буцины (buccina или bucina, от латинского bucca -"щека", медный духовой инструмент, используемым в древней римской армии) разбудил меня вместе со вторым легионом Этрурии.

Купание в тазике закончилось мечтами о помывке в баньке. Надев рубаху, штаны и калиги, я стал разбираться с доспехом. На удивление, получилось облачиться без особых проблем. Взяв скутум, я вышел на воздух.

Манипула за манипулой легион покидал казармы. Ко мне подошла девушка с плетеной из виноградной лозы корзиной в руках и поинтересовалась, есть ли у меня белье в стирку. Такой сервис порадовал, и я с благодарностью отдал ей тогу и плащ.

-Центурион, если тебе станет скучно, спроси Камелию, а твою одежду я скоро принесу чистой, — скромно улыбнувшись, она пошла вдоль казармы.

Я невольно залюбовался ладной фигуркой прачки и вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной голос:

— Она сирота, центурион. Не стоит ее обижать. Если нужно почистить одежду, просто оставляй ее на лежаке и не забудь время от времени делать ей маленькие подарки. Скутум оставь, он не понадобится.

— Конечно, Квинтус.

Я не ошибся. Вчерашний провожатый сидел на лошади и держал под уздцы моего коня.

— Ты поедешь со мной? — спросил я.

— Да, центурион. Я триарий первого легиона. Сегодня буду арбитром состязаний. Нам нужно поспешить.

Я с легкостью вскочил на коня, заставив его обернуться вокруг. Уже привычно восславив богов за очередной дар, заметил восхищенный взгляд Квинтуса. "Ну, хоть что-то умею делать лучше местных вояк!"

По городу мы ехали шагом, триарий рассказал, что главная задача арбитра заключается в наблюдении за действиями сражающихся учебным оружием: если пилум попал в скутум, то легионер должен бросить его на землю; получивший укол от любого оружия покидает сражение.

Далеко ехать не пришлось. За опоясывающим Этрурию рвом, в холмистой излучине Тибра я увидел консульскую палатку и уже построившиеся в три ряда манипулы, стоящие друг против друга. Как пояснил Квинтус, одна сторона атакует, другая — защищается. Чтобы не опоздать к началу состязаний, мы пустили лошадей галопом в направлении штаба.

Заехали на холм, где с комфортом расположился консул — от вида мяса на грубо сколоченном столе у меня заурчало в животе, — и тут же получили от вестового приказы. Квинтусу достались шестая и девятая, мне — первая и двенадцатая манипулы второго легиона Этрурии.

Квинтус уехал, и вестовой уже бегом возвращался к рассевшимся на раскладных стульях офицерам. А я все не мог сообразить, как найти эти манипулы.

Повезло: на штандарте первой же манипулы, стоящей напротив ставки я увидел римское (на самом деле Риму цифры дали этруски) "двенадцать" ("ХІІ").

Остановив коня между соревнующимися отрядами, приготовился к судейству.

Первая манипула построилась на возвышенности фронтом к ставке. И хоть по численности легионеров в линиях казалась меньше чем двенадцатая, имела двух центурионов в строю.

Ее первая линия стояла, плотно сомкнув скутумы, ощетинившись, подобно ежу, затупленными пила. Легионеры второй линии стояли в метрах тридцати, сзади. На внутренней стороне их скутумов я увидел закрепленные пучком облегченные пила. Опытные воины третей линии, почти никогда не вступающие в бой, поставили длинные копья (лат. hasta) на землю и стояли, расслабившись.