Божественное вмешательство

Мариус спешился, подошел к пленным и быстро затараторил, как мне показалось на греческом. Ему ответили. То один, то другой пленник, бросали буквально пару фраз. Боги покинули меня, я ни слова не понимаю! Может это и к лучшему.

Мариус выяснил, что на Фельсину напал царь иллирийцев-ардиенов Аерест, решивший поквитаться с Артогеном за поход в Иллирию трехлетней давности. А фаланга — это македонские наемники, ушедшие от Диметрия. Буд-то Эпирский Пирр разбил его и прогнал из Македонии. Сам Аерест погиб во время атаки моих всадников. Он тогда был вместе с наемниками. Прежде, чем напасть на Фельсину, ардиены захватили Атрию, легко уничтожив этрусский манипул, стоящий в городе.

Вечером мы с Мариусом занялись написанием посланий одному и тому же человеку — отцу Мариуса, Консулу — соправителю Этрурии. Мариус корпел над личным посланием, а я его то и дело отвлекал, спрашивая по делу, пытаясь понять, каков он как человек Мастама старший.

Прежде, чем приступить к бумаготворчеству мы условились о том, что напишем. Я полагаю, Мариуса человеком слова и всецело в этом вопросе ему доверяю.

Прежде, чем опечатать написанный свиток, внимательно перечитываю.

Аве Консул

Пишет тебе Алексиус Спуринна Луциус по воле Богов ставший бренном инсубров и зятем предводителя бойев Хундилы. Возможно, разорением и Атрия и Фельсина обязаны тебе, но надеюсь, теперь, как союзники мы забудем об этом обстоятельстве. Я забираю отбитые у иллирийцев города по праву победителя. Полагаю, что об иллирийцах тебе подробно напишет сын. И по доброй воле, что бы скрепить наш союз отправляю тебе тысячу крепких рабов.

Септимус Помпа вскоре начнет войну на юге и не стоит ему в этом препятствовать. Наши интересы золотыми и серебряными рудниками манят меня за Пиренеи. Новый Карфаген падет. Мариус возглавит легионы Этрурии и поможет мне в этом предприятии. Прошу тебя ради сына и блага отечества придать этой затее законность от имени Сената Этрурии.

Финикийцы возможно в скором времени начнут искать союза с Этрурией. Прими этот союз, но не спеши, что либо предпринимать.

Я не прошу тебя о личном. Знаю, что Спуриния и мой сын сейчас с Септимусом Помпой. Но позаботься о том, что бы во время новой компании границы бойев и инсубров оставались спокойными. Хундила в мое отсутствие не позволит бойям тревожить Этрурию.

Шли гонцов с вестями в Мельпум к персу Афросибу. Он найдет способ передать мне послание.

Ставлю на воск печать, показываю Мариусу свиток. Он кивает мне в ответ и что-то сосредоточенно выводит в своем письме.

Знал бы он, что я чуть-чуть слукавил. Тускам и почти легиону пленников придется зимой строить дорогу из Мельпума в Геную. А это, по моим оценкам, около ста двадцати километров. Идти через Альпы, а потом и Пиренеи зимой я конечно не собираюсь. Поход начну со средины весны. Да и подготовиться нужно основательно. Всезнающий Афросиб рассказывал мне об иберах, живущих за Пиренеями. Воевать с ними не хочу, а союз с ними против береговой линии греческих и финикийских городов не помешал бы.

Слава Богам! Мариус закончил. Он перечитал письмо, свернул свиток, нагрел над лампой восковой шарик и, приложив к свитку, надавил большим пальцем.

Завтра рабы в сопровождении двух манипул и доверенный человек Мариуса с письмами от нас к его отцу уйдут в Этрурию. Выхожу посмотреть перед сном на чужие звезды. Зову Мариуса. Не отвечает. Наверное, уснул. Слава Богам! День выдался тяжелый, но как всякое хорошо сделанное дело, он дал мне силы. Наверное, трудно будет сегодня уснуть.

Глава 24

Я снова дома.

— Папа! Папочка! — Малышка дочь бесстрашно бросается в мои объятия и подхваченная в полете, тянется ручками обнять. Прижимается к груди, с интересом разглядывает Мариуса. Услышав крик дочки, в покои бренна вбегает встревоженная Гвенвил. Ее глаза вспыхнули радостью и тут же погасли. Задрав подбородок к небу, она степенно подошла и поклонилась в начале мне, потом Мариусу.

— Моя жена, Гвенвил, — представляю ее Мариусу. Легат понятное дело краснеет, бледнеет, не иначе как от вида неземной красоты. Его ноги топчут доски пола, но Мариусу все не удается стать в подобающую моменту позу. Приложив руку к сердцу, он просто называет свое имя:

— Мариус Мастама.

— Не скромничай. Позволь тебе представить нашего друга, — обращаюсь к Гвеннвил, — она беззастенчиво смотрит на этрусского офицера, смущая его, — Легат Мариус Мастама, сын председателя Сената и Консула Этрурии. — Гвенвил снова легким поклоном головы приветствует гостя и тут же с надеждой спрашивает:

— Надолго?

— На всю зиму! Давай отпразднуем мое возвращение. — Гвенвил ни слова не говоря, отнимает от моей груди дочь и спустя минуту цитадель наполняется криками и суетой.

— Вот такая она у меня, моя жена! — Пытаюсь хлопком по плечу вывести Мариуса из «анабиоза».

— Она прекрасна, — отвечает Мариус и с интересом осматривается.