Божественные истории

— Береги себя, Генри.

— И ты тоже, — он подошёл, чтобы поцеловать её в щёку, как делал это бесчисленное количество раз, но она отстранилась. Стены на секунду испарились, и боль, которую он так боялся увидеть, вырвалась наружу. Это было несравнимо с агонией, накрывшей его после смерти Персефоны, но это же не соревнование. Её боль такая же настоящая, как и его.

Он смотрел ей вслед, пока она покидала зал, и не смог выдавить из себя слов прощания. Даже если она вернётся вновь, как прежде уже не будет. Он сожалел об утраченной дружбе. Но это к лучшему. Для обоих. Она заслуживала жизнь, которую он не сможет ей обеспечить, полную солнечного света и любви. А он никогда не простит себя, если разрушит её так же, как Персефону.

Закрыв глаза, он переместился в свою спальню, чтобы снова увидеть сон о несбыточной мечте, о жизни, которой у него никогда не будет. Возможно, когда-нибудь он станет чем-то большим, чем просто тенью. Возможно, однажды он найдёт своё счастье в каком-то новом виде. Но до тех пор он будет довольствоваться своими снами.

В его голове вихрем проносились мысли, в каком радостном мгновении прошлого он найдёт утешение сегодня ночью. Пускай время продолжало идти вперёд и тащило его за собой, его сердце оставалось в событиях минувших дней. Отныне и навсегда.

Безысходность

Генри не мог сказать точно, в какой момент он сдался. Это чувство подкралось незаметно, точно вор в ночи, кравший его будущее кусочек за кусочком, пока не осталось ничего. Возможно, это случилось не с «последней каплей». Возможно, это была вечность из «последних капель», образовавшая неукротимый шторм. Или вообще ничего не было, просто это случилось.

Но как бы то ни было, после этого момента ему понадобилась ещё сотня лет, чтобы решиться прийти к Совету со своим решением. В глубине души он знал: неважно, как сильно они кричали о том, что желают ему лучшего, они воспримут это решение в штыки. Несмотря на то, что он хочет этого, несмотря на то, что он готов, они расценят это как очередную ношу для них, которую никто не готов взвалить на себя. И хотя он чувствовал себя виноватым за то, что собирался сделать, он всё равно предстал перед собравшимся на Олимпе Советом и посмотрел в глаза каждому.

— Я хочу погаснуть.

Слова, которые он так долго репетировал в своей голове, сорвались с языка с поразительной лёгкостью, как какой-то пустяк. Но Совет молчал так долго, что он засомневался, а произнёс ли он вообще что-нибудь.

— Погаснуть? — переспросил Уолтер, словно они говорили на разных языках.

— Да, погаснуть, — терпеливо повторил Генри. Он ожидал этого. — Я понимаю, сколь велика моя роль в этом мире, но я больше не могу вынести это вечное существование. Мы все прожили бесчисленное количество жизней, и я бы хотел прекратить свою сейчас.

— Но… почему? — спросил тоненький голосок сбоку. Генри посмотрел на Деметру… Теперь уже Диану. Они не общались с тех пор, как умерла Персефона, но их связь никуда не делась, только окрепла, закалилась в вечном пламени скорби. Если даже она не может понять, то у него нет надежды убедить остальных.

Он посмотрел ей в глаза.

— Я один. Здесь, наверху, вы есть друг у друга, а у меня нет никого. Как бы я ни старался быть достойным правителем для своих подданных, в одиночестве это невыносимо.

— Что именно невыносимо? — прозвенел голос Каллиопы, куда твёрже его собственного. — Править без королевы? Или существовать без спутницы жизни?

В её тоне слышался скрытый смысл, но Генри проигнорировал его. Если она намекает, что готова остаться с ним, будь то в качестве королевы или спутницы жизни, он не согласится. Ничего не изменилось за последние четыреста лет.

— И то, и другое, — ровно ответил он. — Как король я не могу справиться с увеличивающимся притоком подданных. А как мужчина я не могу вынести одиночества.

— Но должен же быть другой путь, — Диана потянулась к нему. Он позволил ей взять его за руку. — Джеймс хорошо знает, как устроено Подземное царство. Возможно, он смог бы…

— Нет, — Генри старался ответить мягко, но твёрдо: он ни за что не станет работать рука об руку с Джеймсом. Ни за что. — Я принял решение. Если вы хотите, чтобы Джеймс занял моё место после того, как я угасну, — ваша воля. Я же хочу отречься от своего трона.

— Мы тебе не позволим, — отрезала Каллиопа.

— При всём моём уважении, сестра, но не ты возглавляешь Совет, — ответил Генри. Она восприняла как пощёчину. Он посмотрел на Уолтера в ожидании окончательного вердикта. Его брат — олицетворение гордыни, но если он хоть капельку любит Генри, то не откажет ему в этой просьбе. Это его жизнь, его вечность. И его желание — сложить полномочия и угаснуть.

Уолтер долго молчал, глядя в глаза Генри.

— Ты действительно этого хочешь? Покинуть всех нас? Поддаться трусости из-за парочки веков одиночества?

— Из-за вечности одиночества, — поправил Генри.

— Это потому что ты сам не захотел выйти из своего логова и найти себе новую королеву.

— Я не могу.

— Почему из-за твоего нежелания отпустить прошлое должны страдать все мы?