Божественные истории

Он вновь облизывает губы, и я расцениваю это как согласие. Вливаю струйку воды ему в рот, и хотя он начинает кашлять, ему удаётся всё-таки проглотить большую часть.

— Где?.. — его голос уже не такой хриплый, но его слова всё ещё сложно разобрать.

— На моём острове. Здесь ты в безопасности, обещаю.

— С тобой.

Это не прозвучало как вопрос. Хотя я для него просто незнакомка, он смотрит на меня не как на возможную угрозу, а как на спасительницу. Может, для него я и есть спасительница. В том, как он смотрит на меня, есть какая-то мягкость, будто бы он понимает, что жив благодаря мне, и это чувство согревает меня изнутри. Я нежно сжимаю его руку. Он счастливчик. Если бы его нашёл Арес, то в его жизни появилась бы новая угроза.

— У тебя есть имя? — спрашиваю я.

Молчит. Просто смотрит на меня своими светлыми глазами и молчит. Я прикусываю губу. Я привыкла к тому, что на меня все пялятся. Мне льстит подобное внимание. Но что-то в его взгляде создаёт впечатление, будто он видит не только то, что на поверхности, и это заставляет меня внутренне сжаться.

— Отдыхай, — это всё, что я могу ему предложить. — Я буду рядом, пока ты спишь.

Его веки снова закрываются, и я даже чувствую некое облегчение. Понятия не имею, кто он и откуда, но эти серые радужки не дают мне покоя. Он выжил не просто так — мойры не оборвали нить его жизни по какой-то причине. И какой бы она ни была, я прослежу, чтобы он об этом узнал.

* * *

Вот уже шестнадцать дней незнакомец молчит.

Я наблюдаю за ним, пока Эрос находится под присмотром нимфы, которой я доверяю больше всех. Про себя я называю незнакомца Киром. Давать ему имя с моей стороны было не совсем правильно — почти наверняка его зовут иначе, да и я никогда не обращаюсь к нему вслух. Но в моей голове «незнакомец», «мужчина» или «смертный» — это слишком обезличенные понятия, тогда как Кир — живой человек, спасти которого, рискуя своим будущим, я была только рада.

Папа так и не появился. Ни в первый день, ни во второй, ни спустя половину лунного цикла. Поначалу я всё время была настороже, готовая в любой момент снова топнуть ногой и сказать «нет», если придётся. Но то ли папа не обратил внимания на Аполлона, то ли по какой-то причине он решил не выслеживать меня. Надеюсь, что первое. Потому что мне больно думать о том, что ему может быть плевать.

Кир поправляется медленнее, чем я ожидала, но вскоре он уже может сидеть. Он есть и пьёт всё, что я ему даю, но никогда не просит большего. Я постоянно переживаю, что ему этого мало. Знаю, еда очень важна для смертных, чтобы быстрее выздороветь, но не могу понять, сколько именно ему нужно. Иногда я даю дополнительную тарелку ягод, и он съедает их все. А выздоровление всё равно идёт медленно.

Его молчание нервирует меня, и я часто ловлю на себе его взгляд, но любовь, которую он испытывает, выбивает меня из колеи. Я всегда чувствовала любовь в других, но это… Не та любовь, к которой я привыкла. В её основе не огонь и желание, как у Ареса. Она мягче. Нежнее. Он словно бы хочет позаботиться обо мне, хотя это я выхаживаю его. И хотя я люблю Ареса и всё ещё жду его возвращения каждый день, я невольно потихоньку поддаюсь этому чувству. Ничего не могу с собой поделать — это мой дар. Я не могу получать любовь, не отдавая взамен. Но что-то мне подсказывает, что даже без всякого дара, он мне не безразличен, и с каждым днём моя привязанность растёт. Он добр — добрее, чем Арес когда-либо был, — и его присутствие дарит мне спокойствие, даже когда мне кажется, что папа вот-вот придёт сюда.

Впрочем, это неважно. Он смертный, и даже если я позволю ему остаться со мной до возвращения Ареса, он может умереть задолго до этого. В лучшем случае, это временная любовь. Осознание этого в какой-то мере облегчает моё чувство вины. И упрощает принятие растущей привязанной между нами, даже если Кир не говорит ни слова.

На шестнадцатый день — я знаю это, потому что каждый вечер Эрос приносит мне по одному камешку, найденному на берегу, — Кир садится и внимательно смотрит на меня. Его глаза по-прежнему не дают мне покоя, хотя у меня и было время привыкнуть к ним.

— А есть мясо?

Первые его слова с тех пор, как он очнулся, спросил, где он, и замолчал. Я почувствовала облегчение.

— Эм, типа… кролика? — спрашиваю я. Мне даже в голову не приходило убить и приготовить кролика. Нимфы были бы в ярости.

— Или рыба, — он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух

— Рыбу можно организовать, — и нимфы, наверное, не будут так возмущаться. — Пойду попрошу дядю.

— Дядю?

Краснею. Точно, он же не знает, кто я.

— Эм, да. Скоро вернусь.

Я бегу к океану — пляж находится неподалёку от грота. Посейдон спокойно даёт мне несколько рыбок для Кира. Я не очень хотела просить его о помощи — он вполне может рассказать папе, где я нахожусь, — но сама я понятия не имею, как ловить рыбу. Но если это поможет Киру быстрее поправиться, то риск того стоит.

Я возвращаюсь со связкой рыб, от которой прямо-таки ужасно воняет, но не нахожу Кира в гроте. Сердце пропускает удар. Я роняю рыбу и выбегаю из пещеры.