Отчаяние нахлынуло на меня, и каждая клетка моего бессмертного тела горела от боли. Не отдавая себе отчёт, я подалась вперёд и прижалась к его губам, вложив в поцелуй всю страсть, всю свою любовь, всю себя. Я не могу его потерять.
На одно прекрасное мгновение Аид положил ладонь на мою щеку, но не стал отвечать на поцелуй. Я и не рассчитывала на это, пока он не будет готов. Но ведь когда-нибудь будет, и когда этот день настанет…
‒ Гера, ‒ прошептал он, его губы касались моих. ‒ Ты многое значишь для меня, но мы с Персефоной оба согласилась на это. Когда она станет совершеннолетней, мы поженимся.
‒ Но ты ведь даже не знаешь её.
‒ Знаю, ‒ мягко ответил он. ‒ Я часто бываю на Олимпе. Возможно, между ней и мной нет такой близкой дружбы, как у нас с тобой, но ты жена моего брата, и если бы наши отношения вылились в нечто большее…
‒ То что? Он бы разозлился? ‒ я вытерла глаза. ‒ Совет бы раскололся? Так уже слишком поздно, Аид. В совете давно нет единства.
Аид покачал головой и снова потянулся ко мне. Я сделала шаг назад, не давая ему коснуться, и он опустил руку.
‒ Совет в порядке, Гера. А ты нет. И я не могу допустить наши отношения, потому что это значило бы разрушить тебя окончательно. Верность и преданность ‒ это же твоя суть. Я с удовольствием приму второе как твой друг и безоговорочно отвечу тем же. Но не могу позволить тебе забыть про первое, ведь тогда ты уже будешь не ты.
Я уже в открытую рыдала.
‒ Зачем мне быть собой, если рядом никого не будет? Никто меня не любит…
‒ Я люблю тебя, ‒ тихо произнёс он.
‒ Не так, как я бы того хотела, ‒ голос не слушался меня, и мне пришлось моргнуть несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд. ‒ Никто не любит меня так. Я одна. И я думала… Думала, ты это понимаешь. Думала, ты хорошо меня знаешь.
‒ Я знаю тебя, Гера. Правда, и именно поэтому не могу позволить тебе нарушить клятвы, каким бы мерзавцем ни был мой брат. Ты выше этого. Ты слишком хороша для нас. А мы тебя не заслуживаем.
‒ Вот только в одиночестве в итоге остаюсь я, ‒ из груди вырвался один-единственный всхлип, и вместе с ним вылетело моё сердце. ‒ Я не могу дать своё благословение.
‒ Понимаю, ‒ мягко ответил он. ‒ Я бы не посмел просить тебя об этом.
Его доброта только усиливала боль в моей груди. Я чувствовала, что теряю его, как бы он ни заверял меня, что всегда будет рядом. Очередное невыполненное обещание.
Но теперь, зная, что я не смогу быть с ним, я хотела только одного.
‒ Пожалуйста, ‒ прошептала я, ‒ пообещай мне кое-что.
‒ Что угодно.
Я взяла его ладонь и сжала её, пытаясь запомнить это ощущение.
‒ Я собираюсь сделать так, чтобы Зевс никому больше не смог причинить вреда. Ни мне, ни своим детям, ни человечеству, никому. И для этого мне нужна твоя поддержка.
На его лице мелькнула настороженность, но он уже пообещал мне что угодно и поэтому кивнул.
‒ Конечно. Чего бы это ни стоило.
Я шмыгнула носом и снова вытерла щёки. Он обнял меня, я уткнулась носом в его плечо в последний раз. Неважно, останусь ли я желанной гостьей в Подземном царстве, это всё равно уже будет не то же самое под пристальным взглядом дочки Деметры. Аид не сможет ответить на мои чувства, не поступив с Персефоной так же, как Зевс поступил со мной.
‒ Спасибо, ‒ мой голос был на грани шёпота. ‒ Я люблю тебя.
‒ И я тебя, всегда и вечно, ‒ также тихо ответил он. ‒ Не забывай об этом.
Я кивнула. Никто и ничто во всём мире не заберёт у меня этих слов, даже моё собственное разбитое сердце.
* * *
Мне нужно было семь голосов. Семь голосов, чтобы свергнуть Зевса. Семь голосов, чтобы занять его место.
К моменту возвращения на Олимп у меня было только три. Аид, Арес и Гефест верны мне. Кроме того, есть шанс переманить на свою сторону сестёр. Посейдон однозначно поддержит Зевса, а значит, надо будет убедить кого-то из детей.
Я начала с сестёр. С Гестией мы не виделись уже очень давно, и хотя встреча прошла очень трогательно, я не чувствовала себя виноватой за то, что не общалась с ней. У неё никогда не было проблем с тем, чтобы найти себе компанию, а обет целомудрия был гарантией того, что брак и дети никогда не встанут между нами. Она была счастлива ‒ возможно, даже счастливее всех нас. И мерзкая, уродливая, деформированная Зевсом часть меня ненавидела её за это.
Деметра сидела в углу, пока мы с Гестией приветствовали друг друга, и как только мы закончили, прочистила горло:
‒ Я рада, что ты вернулась к нам, Гера, но не могу не спросить, зачем ты позвала нас обеих?
Я бросила на неё испепеляющий взгляд, но взяла себя в руки.
‒ Зевс подмял под себя совет, ‒ мне даже не нужно бывать на собраниях, чтобы знать это. ‒ Полагаю, к вашим голосам больше никто не прислушивается.
‒ Звучит как начало предвыборной кампании, ‒ весело откликнулась Гестия, но я смерила её взглядом, и её улыбка погасла.
‒ Я равная Зевсу. Его владения в той же степени принадлежат мне, что и ему, и мы оба имеем способности к правлению. После всего, что Зевс сделал с нашей семьёй, я хочу навести порядок. Вернуть вес вашим голосам. Вернуть вам власть. И уважение, которое вам полагается по праву.