Убрав ракушку, я поднимаю Эроса на руки и прижимаю к своему бедру. Он вскрикивает, сопротивляясь, но я целую его в макушку и иду дальше в пещеру. Следы вскоре становятся шаркающими, будто кто-то не мог перебирать больше ногами под тяжестью своего веса. Мог ли Арес вернуться, не сказав мне? Но зачем ему разбитый плот и почему он пошёл сюда, а не в наш грот за водопадом?
Нет, тут явно кто-то ранен. Арес никак не мог пострадать в войне между смертными. Это не он.
— Ау? — зову я, проглатывая разочарование. Мне никто не отвечает. Я заглядываю в пещеру. Она меньше размером той, где мы живём, и мне приходится щуриться, чтобы разглядеть что-либо в темноте. — Здесь кто-нибудь есть?
Резкий кашель. Я прижимаю Эроса крепче к себе и взмахиваю рукой. Огонь загорается посреди пещеры. Свернувшись в ближайшем уголке, в лохмотьях сидит мужчина. Он весь тёмный: угольно-чёрные волосы, щетина на щеках, даже кожа у него загорелая.
До меня доходит противный запах, я морщу нос. Кровь. Запах войны и жестокости. Не отпуская Эроса, я приближаюсь к скорченной фигуре. Тени танцуют на стенах пещеры, из-за чего его силуэт сложно разглядеть, но я всё же рассматриваю его.
Его поза совершенно не естественная. Ноги искалечены — просто чудо, что он вообще оставил хоть какие-то следы. Часть груди вогнута, будто на него упал огромный булыжник, и дыхание тяжёлое. Но, по крайней мере, он дышит. Живой.
— Эрос, — я опускаю сына на землю, — мне нужно, чтобы ты сделал в точности, как я говорю. Мы сейчас вместе пойдём. Ты не будешь никуда сворачивать или убегать, обещаешь?
Эрос серьёзно кивает, каким-то образом осознавая тяжесть ситуации, несмотря на свой юный возраст. Он обнимает меня за ногу, а я тем временем взмахиваю руками. Это даётся мне непросто, и мужчина стонет, но его искалеченное тело поднимается в воздух.
Я выношу его из пещеры, и через три секунды на солнце он теряет сознание. Уж не знаю, от боли или от потрясения, что он висит в воздухе без какой-либо поддержки. Как бы то ни было, хорошо, что мне не придётся отвечать на неудобные вопросы.
Я понимала, что Аресу это не понравится, если он узнает, но всё же переношу молодого человека в наш грот. Он стонет, когда я опускаю его на подушки. На его руках засохшая кровь. Это плохо. Это очень, очень, очень плохо.
Я усаживаю Эроса в углу рядом с корзиной цветов и поручаю плести венки. Мне нужно, чтобы никто меня не отвлекал сейчас.
«Аполлон?»
Я посылаю мысленный зов в небо изо всех сил. Скоро заход солнца, как и на Олимпе, который вечно пребывает между днём и сумраком, и это стирает границу. Если только Аполлон не гуляет где-нибудь по земле. Его сложно назвать домоседом.
Я задерживаю дыхание. Не то чтобы мне вообще нужен кислород, но это заставляет верить, что при достаточном напряжении всё сработает. Проходит десять секунд, затем пятнадцать, двадцать. Я уже собираюсь попробовать снова, как вдруг…
«Афродита?» — мысль окрашена лёгким удивлением. — «Что случилось? Ты в порядке?»
Я облегчённо выдыхаю.
«Я нашла смертного. Он при смерти. А я не умею исцелять».
Проходит ещё несколько секунд.
«Зевс наблюдает за мной. Если я сейчас отправлюсь к тебе, он узнает, где ты».
Я колеблюсь, оглядывая наше с Аресом тайное жилище. Если Аполлон придёт сюда, нам, возможно, придётся отказаться от всего этого. От обустроенного дома, от счастливых воспоминаний, связанных с этим местом… Возможно, даже от Эроса. Кто знает, позволит ли папочка забрать его с нами на Олимп. Я могу потерять всё ради одного смертного.
Мужчина в углу издаёт тихий болезненный всхлип, от которого у меня разрывается сердце. К чёрту всё. Даже если папа меня найдёт — пускай. Он никогда не отнимет у меня семью.
«Мне всё равно. Ему нужна твоя помощь», — я мысленно посылаю ему образ острова и направление до него от Олимпа. Солнце уже почти село. — «Скорее».
Пока жду Аполлона, я сажусь рядом с мужчиной и касаюсь его щеки — единственный участок его тела, который не пострадал. Его дыхание становится рваным, но он по-прежнему не приходит в сознание. Я подозреваю, что ему очень больно и вообще не понимаю, как можно пережить всё это и остаться в живых.
Ночные звуки леса прерывает шорох листьев. Наконец, в грот заходит мой брат. Он приседает рядом с незнакомцем, отгоняя меня в сторону. Я сажусь на корточки и встревоженно наблюдаю. Прошло уже слишком много времени. Но Аполлон не колеблется. Он водит руками над пострадавшим, от его ладоней исходит золотистое свечение. Я впервые смотрю, как он кого-то исцеляет. Я знала, что он это умеет, но тут такой тяжёлый случай… Это вообще возможно?
Эрос подходит ко мне и обнимает пухлыми ручками за шею. Я притягиваю его в свои объятья, утыкаюсь лицом в его волосы. Его кудри точно такого же оттенка, как и у Аполлона. Глупо думать о таком, когда на моих глазах человек балансирует на грани жизни и смерти, но это приносит мне некое утешение.