– Послушание даётся человеку для искушения бесами! – торжественно изрёк игумен. – Своего рода испытательный срок! Устав монастыря висит на стене в каждой келье… Однако я бы хотел разъяснить кое-какие его положения…
Сидоркин стал яростно мусолить нос.
– Чего нельзя делать, что рекомендуется… – ровным торжественным тоном продолжал святой отец.
– Может потом, аббат! – нетерпеливо крикнул карманник, оставляя свой нос в покое. – Я… э-э-э…
– Я – игумен, прошу называть меня игумен! – поправил настоятель. – Вероятно, тебе не терпится начать трудиться во славу Божью?..
Саня сделал неопределённый жест.
– Я приветствую твой благой почин! – кивнул Феофил, явно считая жест Сани согласием. – Но тебе надо усвоить одну непреложную истину – дух должен преобладать над телом! «Отче наш» знаешь?
– Это молитва? – зевнул Сидоркин.
– Молитва! – подтвердил черноризец. – Тебе необходимо заучить её наизусть и в трудные моменты произносить…
Карманник снова взялся за свой нос.
– Владеешь какой-нибудь специальностью? – расспрашивал далее игумен.
– Специальностью? – вор неожиданно улыбнулся. – А как же!
– И какой? – настоятель потрогал крест на груди.
– Доставляю неприятности людям! – весело заржал карманник.
Игумен строго взглянул на Сидоркина.
Тот резко превратил смеющуюся морду в покаянную рожицу:
– Э-э… кхм… но вот решил завязать со старой жизнью, начать с нового листа. Желаю, чтобы Бог мне в этом помог!..
– Отрадно слышать! – откликнулся святоша. – В добрый путь! Пойдем, я покажу тебе твою новую обитель…
8. Брат Трифон
Игумен и карманник, не спеша, обходили монастырские постройки. Зашли в коровник – приземистое здание метров 20-ти длиной. В стойлах стояли штук восемь коров и быков. Двинулись в глубину помещения.
– Говядину мы едим очень редко… В основном, держим скотинку ради молока, иногда продаём бычье мясо. Там, – игумен ткнул рукой в сторону, – есть ещё стайка, где находится молодняк… Вообще, у нас большое хозяйство: коровки, огородик, за стенами обители картофельное поле… Своя пекарня, штук десять курочек…
Вор посматривал по сторонам, с отвращением вдыхая запах навоза. Игумен подвёл его к длинному худому человеку в рясе, с большими карими глазами и жидкой бородёнкой. Тот вилами накладывал сено в тачку, видимо, собирался кормить животину.
– Познакомься, Трифон! – сказал настоятель. – Новый послушник – Александр! Будет трудиться пока здесь…
Трифон воткнул вилы, по-доброму улыбнулся:
– Здравствуй, брат!
– Здорово, бродяга! – Сидоркин протянул руку.
Инок перестал улыбаться, изумлённо посмотрел на игумена, игумен строго взглянул на вора.
– То есть, я хотел сказать… «здравствуй, брат», – смутился Саня, не зная, куда деть руку. – Хороший коровник, – он покрутил головой, – и скотина чудная.
– Иеромонах Трифон возьмёт шефство над тобой! – продолжил игумен. – Спать будете в одной келье… У нас все спят по двое, потому что мало места! Осваивайся…
Игумен кивнул Трифону и повернулся к выходу.
– А спецодежду мне выдадут? – спросил Сидоркин.
– Лишних ряс пока нету! – ответил настоятель, глядя через плечо. – Но в субботу, перед Пасхой, Трифон отправится в близлежащий городок – за свечами… Купит тебе рясу, только размер скажи!
– Игумен Феофил! Я могу отдать Александру мой старый подрясник, он мне маловат! Его погладить надо только! – подал голос Трифон.
– По благодати! Работайте! – молвил Феофил и вышел.
– Ну, что, брат, с кормежкой я сам управлюсь, а ты пока бери ведро… вон там, в углу стоит! – Трифон ткнул пальцем в дальний угол, где хранилась на полках или просто висела на гвоздях хозяйственная утварь, – да начинай доить!
– Смотри, это Маруся, корова смирная, ласковая! – монах подвел Санька к бурой коровенке с большим белым пятном на боку. – Коровка без норова! Всех подпускает! Даже ребенок справится! – улыбнулся брат Трифон и погладил Марусю по широкому лбу. – Начинай с Богом, а я потом подсоблю!
Карманник сходил за ведром, уселся на низкий табурет возле Маруси и начал доить. Пальцы соскальзывали с сосков, в ведро падали жалкие капли.
– Ну, доись, скотина! – прикрикнул вор. – Тьфууу! – он сплюнул.
Саня промучился еще какое-то время. Трифон давно закончил с сеном и уже с двумя полными вёдрами молока шел мимо Сидоркина.
– Как успехи, брат Александр? – остановился возле стойла.
– Ни хрена успехов! – отрезал Саня. – Только пальцы устали!
– Помолись! – посоветовал инок. – Я чувствую, ты потерял мир в сердце… Дай-ка я покажу! – Трифон поставил ведра.
Карманник уступил место, монах сел на стульчик, бодро задёргал соски, звонкие струйки молока застучали о ведро.
– Ты не бойся, сжимай сильнее! – учил Трифон. – И с нажимом тяни!.. Видишь?
– Вижу, – мрачно изрёк Сидоркин, облокачиваясь на загородку. – Послушай, как тебя там.
– Трифон! – любезно подсказал инок, не отрываясь от сосков.
– Ну да, Трифон. Ты давно здесь?
– Девять лет было на Сретение!
– Чем на воле занимался?
– Я артист, играл в театре!
– А чего в монахи-то пошёл?
– Назрела потребность души!.. – обиняком высказался Трифон.
– И как тебе тут?