Божественные тайны сестричек Я-Я

Хриплый захлебывающийся кашель. Это Сидда никак не может отхаркаться. Я должна встать. Идти к ней.

Мне кажется, что я уже на ногах. Кашляет отец, сидя в кресле у огня, и я принесла ему горячий лимонный сок. Но он меня не видел.

— Отец, — попросила я, — выпей это.

И тут я вздрогнула и проснулась. Отец давно мертв. Не вписался в поворот вскоре после рождения Сидды. Почти сразу после того, как мы потеряли Женевьеву.

Рядом с моей кроватью стояла Сидда. Волосы спутаны. Они совсем не похожи на мои. Сидда не настоящая блондинка. Она так и не откашлялась. Я словно вижу ее тело изнутри. Вижу маленькие ребра, готовые треснуть от натуги.

Я села в постели, притянула ее к себе и обхватила за ребра.

— Малышка, — прошептала я, — постарайся задержать дыхание.

Но кашель только усиливался.

— Мне больно, мама, — пожаловалась она.

Я потянулась к стакану на тумбочке.

— Дорогая, попробуй сделать глоточек.

Поднесла стакан к ее губам, и она послушно глотнула.

— Вот так, солнышко, помедленнее, еще глоток…

Неожиданно она захлебнулась, выплюнула жидкость и закатилась кашлем. Я беру стакан и подношу к носу. Это не вода. Это бурбон. Будь под рукой нож, я вырезала бы себе сердце.

— Прости, дружище. Прости, что так вышло.

— Ничего, мама. Я пришла сказать, что Лулу и Бейлор заболели.

— То есть как это заболели, мивочка?

— Они все время пукают.

Едва я переступила порог спальни, в нос ударил мерзкий запах. По-прежнему лил дождь, окна были наглухо закрыты, жара стояла невыносимая, и в комнате смердело общественным туалетом. Лулу, всхлипывая, сидела в постели. Подойдя ближе, я сразу сообразила, что у нее понос. Подгузник промок насквозь, и дерьмо лилось по ее ногам на простыни. Оно каким-то образом умудрилось попасть даже в волосы. Я поспешно подняла ее.

— О, детка… ш-ш-ш… солнышко, все хорошо.

Все содержимое подгузника мгновенно просочилось на руки и халат. При звуках моего голоса Бейлор тоже заплакал. Не выпуская Лулу, я наклонилась над ним и пощупала заднюшку. Оказалось, он тоже обкакался. Мир наполнен детским говном. В этот момент я была почти убеждена, что ничего другого мне больше не придется нюхать. Никогда.

— Бейлор, — сказала я младшенькому, словно тот что-то понимал, — умоляю тебя, только не начинай.

Но он, не слушая, вопил во всю мощь легких.

Тут Сидду снова скрутил приступ кашля. Я повернула голову, чтобы взглянуть на нее, но тут Лулу вырвало прямо на меня. Рвотные массы залили мне грудь. Все тело мигом зачесалось.

Я побежала с Лулу в ванную, где горел чересчур яркий, беспощадно холодный свет. Наклоняя ее над туалетом, я случайно заметила свое отражение в зеркале и не поняла, кто это.

В руке оказалась мокрая губка. Что вытереть сначала — лицо или попку Лулу? И когда мне удастся отмыть собственное загаженное тело?

В дверях появилась Сидда. Длинные рыжие волосы разметались по плечам. Кашель по-прежнему сотрясал ее.

— Больше тебе нечего делать, кроме как кашлять? — сорвалась я. — Немедленно прекрати! Не видишь, что у меня дел полно? Иди в спальню и возьми младшего брата! Хоть кто-то в этом доме должен мне помочь!

Моя четырехлетняя дочь взглянула на меня, прикрыла рот рукой и молча ушла. Вернулась она с Бейлором на руках. Малыш Шеп цеплялся за ее рубашку. Мне хотелось убить детей за все, что приходилось выносить по их милости.

Где мой муж? Где отец этих четверых детей? Покажите, где написано, что только матери обязаны нюхать дерьмо! В эту минуту я с радостью пристрелила бы его за то, что бросил меня в такую минуту.

— Сидда, займись Бейлором. Намочи тряпочку и хорошенько оботри ему попку.

Пресвятая Мария, Матерь Божья, где твои засаленные платья? Неужели Сын Божий не гадил в пеленки, так что запах его испражнений мешался в тех яслях со смрадом навоза? Почему ты всегда выглядишь так чертовски мило и безмятежно?

Сидда вытерла Бейлора как смогла, сменила пеленки и отнесла в кроватку. А когда снова начала кашлять, Малыш Шеп сказал:

— Плохая Сидди. Мама сказала не кашлять.

Лулу наконец отпустила рвота, и я распахнула окно ванной. Дождь так и не перестал, с улицы тянуло холодом, но я больше не могла выносить эту вонь. Ветер дул на нас пятерых, маленькое Святое Семейство, пока мы продолжали блевать, гадить, плакать и кашлять и медленно терять рассудок.

Наконец я всех умыла, сменила измазанные дерьмом, рвотой и соплями пеленки, трусики и пижамы. Открыла окна спальни и уменьшила температуру.

Дождь лил как из ведра.

Уставшая Лулу заснула. Пухлая ножка высунулась из-под одеяла, как всегда, когда она спала. Я дала не желавшему засыпать Малышу Шепу пачку крекеров-«животных», и он сидел в постели, играя с трактором и откусывая головы жирафам.

Малыш лежал на животике и тихо жаловался. Я потерла ему спинку.

— Ну же, Бей-Бей, успокойся. Пожалуйста, успокойся. Ради мамы.

Следующий приступ Сидды вынудил меня скрепя сердце закрыть окна.