Божественные женщины

Популярность Гарбо росла с каждой минутой. Успех каждого ее нового фильма затмевал предыдущий. Гарбо играла романтических красавиц, чья любовь становится роковой, непреодолимой силой, загадочных незнакомок, очаровывающих мужчин своей недоступностью. Ее лицо называли эталоном киногеничности и идеалом совершенства, ее тело – превосходящим по пропорциям пропорции Венеры Милосской. Критики, захлебываясь от восторга, писали о ее бездонных голубых с фиолетовым отливом глазах, роскошных белокурых волосах и длинных ресницах. «Когда Гарбо смеживала веки, ее длинные ресницы цеплялись друг за дружку, и, перед тем как она снова открывала глаза, слышался явственный шорох, наподобие трепета крыльев мотылька», – писала о ней поэтесса Айрис Гри. Облик Греты Гарбо полон тайны – приподнятые тонкие брови, полуприкрытые глаза, взгляд – одновременно усталый, грустный и призывно-страстный, – и безупречный, холодный в своем совершенстве овал лица, которое, по признанию экспертов, можно было снимать с любой точки. Ее игра, искренняя и убедительная, спасала самые надуманные сюжеты, особенно хороша она была в любовных сценах. Кинокритик Артур Найтли писал: «В такие моменты каждый мужчина в зрительном зале воображал, будто сжимает в объятиях эту прекраснейшую из женщин, открывал для себя такие глубины чувственности, какие потребуют целой жизни, чтобы утолить эту жажду любовных восторгов». Его коллега Кеннет Тайнен говорил: «Все, что вы видите в других женщинах, будучи пьяным, в Грете Гарбо вы видите трезвым». Она обладала уникальным даром естественности, умением перевоплощаться, не теряя собственной индивидуальности, уникальной актерской интуицией. Она никогда не репетировала, справедливо полагая, что первый дубль – когда свежо восприятие – самый лучший. С наступлением эры звукового кино Гарбо и ее боссы переживали – как публика примет ее неистребимый шведский акцент? Но ее низкий, глубокий голос буквально заворожил публику. Голос Гарбо называли «божественным, великим, как у Дузе». Ее первый звуковой фильм «Анна Кристи» по пьесе Юджина О’Нила, где Гарбо играет раскаявшуюся проститутку, «Нью-Йорк Таймс» назвала «величайшим в истории кино, потому что мы увидели гений Гарбо, в этом нет сомнений». Ореол загадочности и недоступности усиливался тем, что новая «звезда» крайне неохотно позволяла себя фотографировать и почти не давала интервью. Хотя сама Гарбо говорила: «Я не застенчива, не сторонюсь людей, охотно говорю с незнакомыми. Но совершенно не интересуюсь публичной жизнью – я не любопытна». Маска «загадочного шведского сфинкса», когда-то придуманная для нее Стиллером, со временем стала ее настоящим лицом. Разочарованная в мужчинах, испуганная свалившейся на нее славой, стесняющаяся своего плохого английского языка, Гарбо лучше всего чувствовала себя, когда оставалась одна. Поэтому настоящей находкой для студии, рекламирующей Гарбо, стал ее роман со знаменитым актером Джоном Гилбертом.

Гилберт пользовался репутацией сердцееда и ловеласа. Ему, самому популярному актеру после Рудольфо Валентино, прощалось все – даже то, что он бросил свою жену, актрису Беатрис Джой, на девятом месяце беременности. Публика его обожала, и он умел этим пользоваться.

Они познакомились на съемках фильма «Плоть и дьявол». Гилберт влюбился с первого взгляда, и вскоре Гарбо переехала к нему. Правда, вскоре Гилберту пришлось выделить ей отдельный коттедж на территории своего поместья, куда ему самому вход был запрещен, – Гарбо объяснила ему, что иногда ей необходимо уединение. Она пользовалась его домом, его деньгами, ходила по его саду совершенно обнаженная – не обращая никакого внимания на обалдевшего садовника. Гилберт настолько потерял голову, что даже сделал ей предложение, – и самое странное, Гарбо его приняла.

Их роман с удовольствием обсуждали газеты, влюбленным сочувствовала публика. Следующий фильм Гарбо и Гилберта – вольную экранизацию «Анны Карениной» – специально переименовали в «Любовь», чтобы на афишах стояло: Garbo and Gilbert in Love – то есть Гарбо и Гилберт влюблены!

Но в день свадьбы Гарбо собрала свои вещи и тайком покинула Гилберта, ничего ему не объяснив. Луис Майер попытался его утешить: «Все к лучшему! Переспал с такой красавицей – и даже жениться не надо!» Гилберт дал Майеру в глаз. Это стоило ему карьеры…

По слухам, Гарбо сбежала от Гилберта, поскольку тот слишком давил на нее, любил выпить и пытался – как ей казалось – примазаться к ее славе. В записке, которую Гарбо послала своему бывшему жениху, она написала, что знает – он не любит ее, предпочитая славу, но слава не приносит никакой радости…