Божественный бозон. Сборник

В России за центнер говна просили 7 центнеров пшеницы. Самое удивительное, что эти сделки не просто проходили, но цена говно-сырья постоянно росла. Экономисты всего мира недоумевали, как такое в принципе возможно, но, столкнувшись с этим твердо установленным фактом, приняли условия игры. Так русские в очередной раз спасли мир. Котировки сырого говна резко подскочили на всех мировых биржах, обеспечивая немыслимый экономический рост. Стала бешено популярна русская поговорка: "Всё – говно! Поменьше думай, больше делай…"

И оказалось, что из говна можно не только гнать нефть, но и делать моторы, танки, автомобили уже не пользовались такой популярностью по понятным причинам, а вот танки, слепленные из говна на коленке уралмашевских гопников, легко рассекали говняные поля, решая транспортные проблемы. И заодно решая проблемы с конкурентами, должниками, не вышедшими рожами соседями и зажравшимися начальниками.

***

Профессор Высшей экономической школы в Лондоне опоздал к началу лекции на каких-то жалких полтора часа:

– Привет, засранцы! Ну и воняет же от вас… Тема нашей лекции "Говнономика как ее придумали русские". Записывать ничего не надо, все равно экзамен никто не сдаст, да вам и не нужен никакой диплом, купите в подземном переходе, если чо… Все гениальное просто, как говно, хе-хе! Русские так и говорят "говно-вопрос!" Главное, что нужно запомнить – нет такой величины, которую нельзя было бы обосрать. Вот простой пример. Вы строите дома. Обкакавшиеся экономисты раньше думали, что чем больше домов вы построите, тем цена на жилплощадь должна стать меньше. Тупые, недалекие люди. В реальности все ровно наоборот. Много жилья – больше цены на него. Много хлеба вырастили? Поднимайте цены на хлеб! И так везде и всюду. А иначе – глобальная катастрофа и кризис перепроизводства. Это же аксиома человеческой мотивации – зачем покупать дешевое, мы что – лохи? Покупать надо самое дорогое, сделанное из самого качественного говна! Чем говнянее, тем дороже, тем приятнее потребителю. То же самое касается и всего остального – рекламы, маркетинга, политики, секса. Предела – нет! Зарубите себе на носу.

– Профессор, но экономисты чикагской школы утверждали…

– Заткнись, говнюк! Эти "экономисты" не знали самого главного, что знает любой сопливый русский пацан: деньги – говно! Думаешь, идиот, русские глупее тебя? Деньги – говно. Договоры, честное слово, сделки-хуелки – говно-говном. Выборы, демократии-хуекратии – такое же говно, как и все прочее. Хочешь торговать "вечными" ценностями? Знай, что искусство – говно. В БУКВАЛЬНОМ смысле!

Профессор пафосно откинул седую прядь со лба. Задержав взгляд на сисястой студентке ощутимо дольше, чем того позволяли приличия, он продолжил на выдохе:

– Вы, говнюки, думаете, что я скажу вам, что и жизнь – говно? Неверный, тупой вывод. Напрягите мозги, засранцы. Под ногами у вас лежит золото. Возьмите его.

Аудитория взорвалась аплодисментами. Это было по-настоящему круто. Сисястая студентка двусмысленно улыбалась, хлопая ресницами в пол-лица.

***

– Русские идут!

– Господин Президент? Сэр?

– Майк, ты задумывался всерьез, на хуя все это надо? – Президент закрыл томик Достоевского, адаптированного для цветного населения Калифорнии. – Закурю, пожалуй. И налей мне "vodka"!

– Но, сэр…

– Сколько у нас томагавков осталось после говно-бойни? На салют хоть хватит?

***

Сибирь, поздний вечер, мороз, канун Нового года. На экране телевизора – кто-то из триумвирата президентов России.

– Ну, Колян, давай на посошок уходящему…

Выпили. Закусили огурцом с собственной говно-грядки. Огурцы удались. А жизнь – говно.

– Вот расскажи мне, Колян, как ты выплыл.

– Да рассказывал уже… Набрал воздуха побольше и в струю нырнул!

– Молодца! Не побрезговал. Свой чел.

– Да куда деваться-то? Оно везде уже было!

– Второе рождение, Колян.

Новый год шагал по России. Оледеневший материк из говна радовался празднику. Пахло морозом и будущим, которое уже наступило. Среди ярких звезд праздничным фейерверком взрывались томагавки.

Выбор андроида

– Заметил, что эта хуйня всегда происходит за пять минут до конца голосования? – спросил Витек, залпом выпивая самогон.

Репортер на экране моего старенького мюонного телека между тем надрывался, пытаясь поддержать интригу. Интригу, которой не было.

– Да, – ответил я, разливая остатки первача по стаканам. Хватало только, чтобы прикрыть донышки. – Вся хуйня обычно происходит на последней пятиминутке. Обычно всегда и везде.

"Пункты голосования закроются через… эээ… 12 минут, а исход президентской гонки пока не ясен! У нас прямое включение с Сахалином. Егор…"

– Где они учатся вот так тянуть: "Его-о-о-р"? – Витек аж передернулся. – Его-о-ор, ты пида-а-ар?

– Ви-икта-а-ар! – сказал я, передразнивая интонацию репортера и поднимая стакан. – Ну, за Милостивого и Милосердного!

– Ага. За него!

Мы выпили и закусили синтетическими холодными сардельками. Репортер, едва заметно наклонив голову к левому плечу, явно прислушивался к подсказкам своего редактора через микрочип, вживленный в левое полушарие мозга.