Божественный и страшный аромат (ЛП)

На орбите спутник связи «Иикон» наблюдает, как у побережья Катлы Серость одной волной накрывает весь Северный перешеек. Тонет Самарская пустыня, каменистая равнина в Южной Самаре; изола Мунди теряет половину Супрамунди. Серость клубится, свивается кольцами, неспешно копит силы, чтобы восстать против материи. Центры ее циклонов раскрываются бездонными зевами. «Азимут» на границе стратосферы фиксирует изменения. В непосредственной зоне энтропонетической катастрофы уже оказались Лемминкяйсе, Над-Умайский таежный заповедник на северо-востоке Самары, ирригационная сеть Екокатаа и Северная Земля в Грааде, Семенинские острова в Великом Синем. Отдаленные, пустынные уголки материального мира. Двадцать девятое сентября в начале семидесятых. Два вечера назад состоялась встреча одноклассников. Сейчас конец света.

А два часа назад в панорамном ресторане «Телефункен» Тереш Мачеек, поставив на столик телефон, потребовал у секретарши из отеля «Хавсенглар» зачитать ему весь список гостей за июнь и июль пятьдесят второго года. Стол завален едой. Телефон наполовину скрыт под клешнями омара. Хану очень понравились омары, и Йеспер объясняет ему, как высасывать из клешней мясо вместе с соком.

— Давай, пробуй, — говорит Йеспер и жестом показывает официанту, что тарелки из-под закусок можно унести. Сегодня они ужинают как Йеспер. И за счет Йеспера. А Йеспер любит хорошо поесть. Он не перебивается с риса на макароны.

Хан обсасывает клешню:

— Ну не знаю, понятно, что это вкуснее, но к рису и макаронам можно еще добавить пельмени…

Йеспер отпивает воды со льдом.

— Тереш, я могу взять Кексхольм на себя. Я проектировал там квартиру для одного педиатра, а он знает застройщика. Думаю, у него должен быть доступ к — как это называется…

— Реестр жильцов, — говорит Тереш. Его плечо ноет от напряжения. Правда, юго-граадское красное здесь такое хорошее, что просто грех не выпить. Потом он снова кладет трубку на плечо. Один раз секретарша уже бросила трубку. Тогда Тереш позвонил в администрацию и попросил передать: «Смерть четырех маленьких девочек будет на вашей совести». Это подействовало. Хан держит перед ним, рядом с бокалом вина, раскрытую записную книжку: на волнистых от записей страницах — больше двух тысяч имен.

— Осталась половина, всего две тысячи. — Его голова трещит от Ларсов, гудит от Бергов, Оке мелькают перед глазами, словно огни поезда.

— Окей, — Йеспер разворачивает сложенную в идеальный конус салфетку и вытирает рот, — сейчас половина двенадцатого. У нас полтора часа, потом ресторан закроется. Я могу выторговать два с половиной. Так. Пожалуй, я возьму реестр жильцов. Официант приносит к столику еще один телефон. Остальные гости со сдержанным любопытством наблюдают, как ужинает эта троица. Худощавый гойко второй час подряд монотонно проговаривает имена и записывает их в книжку. Полный смуглокожий мужчина в черной рубашке Perseus Black с двойной застежкой на воротничке приподнимает очки, разламывает клешню омара, а потом машет рукой даме в шляпке за столом напротив. Записная книжка, которую он держал, тут же закрывается, и Тереш путается в страницах.

— Тьфу ты, Хан, у тебя работа проще некуда. Давай ты ей займешься!

— Тереш, ради бога, давай возьмем вот этот блокнот.

— Нет. Всё должно быть в этой книжке.

— Да что в ней такого особенного?

— Дирек Трентмёллер, — произносит Тереш прежним механическим голосом. А потом смотрит на Хана, широко раскрыв глаза: — Дирек Трентмёллер! Алло! Вы уверены? А какие-нибудь заметки о нём есть?

— Отпуск.

— А еще что-нибудь?

— Продавец линолеума, — устало отвечает секретарша на другом конце телефонной линии.

— Дирек, чёрт его дери, Трентмёллер, семнадцатое – двадцать четвертое июня. Продавец линолеума.

Йеспер бьет кулаком по столу, который сам спроектировал пять лет назад.

Хан кладет клешню омара на тарелку:

— А вот теперь настало время ZA/UM.

Диреку Трентмёллеру снится Продавец линолеума. Всё, что видел Продавец линолеума, кружится перед его глазами, словно однородная масса из плоти и тьмы. Иногда он просыпается. И не может уснуть. Потом вихрь из плоти и тьмы возвращается, Дирек засыпает. Во сне Дирека Продавец линолеума — его любовник. Другой человек. Сквозь разбухающее бесформенное воспоминание доносится щелчок. Скрип деревянного окна. Дребезжание стекол в рамах. Потом глухой стук, и Дирек просыпается.

Смерть. Должно быть, это смерть. Темно-коричневые цветы на обоях. Тени от веток шевелятся, а шторы развеваются на ветру. Да, всё так, как всегда представлял себе Дирек. Длинная худая фигура снимает серое в елочку пальто перед открытым окном. Там кто-то еще! Толстая смерть в шапке слезает с подоконника на пол и шепчет: «Окей, я внутри. Посмотри, всё ли чисто».

Длинная смерть подходит к кровати и отключает кнопку вызова. Толстая смерть зажигает настольную лампу и, подойдя к Диреку, ласково проводит рукой по его волосам. Эти большие темно-карие глаза кажутся знакомыми.