Божественный Юлий

Тем временем военачальника известили, что стража заметила скачущего к городу всадника. Катон покинул храм Юпитера и пошел выслушать сообщение. Всадник отрекомендовался как посланец конного отряда солдат, уцелевших после сражения при Tance. Отряд уже подходит к Утике. Едва успел военачальник выслушать это донесение, как явился второй нарочный из того же конного отряда. Его сообщение звучало иначе: отряд желает уйти к нумидийскому царю. Вскоре появился третий всадник. Он заявил, что отряд не знает, как быть, и в город входить не хочет, опасаясь местных жителей.

Того часа или двух, в течение которых Катон выслушивал гонцов и не присутствовал в храме Юпитера, оказалось достаточно, чтобы настроение «совета трехсот» изменилось. – Хорошо сенаторам отпускать рабов, – говорили там, – но как отпустить их нам, торговым людям? Дело тут в профессии, да, да, отнюдь не в материальном ущербе, мы не раз доказывали свою готовность на жертвы, но просто есть закон профессии: раз мы торгуем рабами, мы не можем их освобождать, это было бы против всякой логики, никто не рубит сук, на котором сидит. Но постойте, постойте, – рассуждали они дальше, – о чем это мы тут толкуем? О свободе для рабов? А сами-то мы кто? И где мы находимся? Не будем ли мы через час-другой червей кормить? Марк Порций, правнук великого цензора, он, конечно, человек весьма достойный, ничего не скажешь, но мы-то, клянусь Геркулесом, разве мы – Катоны, или святые, или герои? Нам – быть Катонами? Нам, обыкновенным гражданам? С какой такой стати? Что он себе думает, этот Марк Порций? Надо ему выложить все, как есть. Ну, ясно! Героизм, республика, тра-та-та, все это прекрасно, но суть-то в том, чтобы каждый из нас хорошо выглядел. Лицом, лицом, а не перед историей. Вот что услышит от нас Марк Порций. Мы, торговцы, не встреваем в политику, мы честно занимаемся своим делом, и мы – не Катоны. Кого мы, собственно, боимся? Цезаря? Но ведь Цезарь отпускает пленных на свободу. Уже не раз отпускал. Выдадим Цезарю сенаторов вместе с рабами, которых эти сенаторы поспешили отпустить. Так будет лучше всего. Тогда Гай Юлий, человек, умеющий быть благодарным за оказанные услуги, скажет: «Амнистия, для вас, граждане, амнистия», – уж наверняка он это скажет. А зачем сенаторы освобождали рабов? Ну, ладно, не выдадим сенаторов – можем с этим подождать. Выдадим? Нет? А пока пошлем к Цезарю парламентеров.

Военачальника известили, что сенаторы освободили рабов и что торговцы из «совета трехсот» говорят, что они, мол, не Катоны. Но военачальник притворился глухим. Он лишь посоветовал записать имена тех, кто отпустил рабов, установить также количество освобожденных и пополнить ими реестр воинов, ибо гарнизон должен знать, какими силами располагает. Затем он призвал сенаторов и велел им удалиться из города. Сам он тоже пошел с ними. Они направились к тому месту, где, по сообщениям гонцов, стоял отряд недобитков. Вступили в переговоры. С той стороны выехали навстречу офицеры. Группа сенаторов уселась на пригорке. – Не желает ли отряд присоединиться к защитникам Утики? – спросил Катон. – Это было бы разумней, чем искать в горах нумидийского царя, уж не говоря о том, что негоже оставлять на растерзание тирану беззащитных отцов сенаторов, которые вот здесь ждут, на пригорке, и тоже просят о помощи. Запасов в Утике много, – твердил Катон, – столько-то зерна, панцирей, амуниции, дома там каменные, поджога можно не бояться. Офицеры в ответ: солдаты деморализованы поражением при Tance, повинуются приказам неохотно, но пусть Катон не думает, что они идут на службу к нумидийскому царю ради жалованья, не в том дело, они просто не доверяют местному населению. Вот если Катон выгонит или перебьет весь этот карфагенский сброд, они готовы войти в Утику и охранять отцов сенаторов. Такие условия ставят не они, офицеры, но солдаты отряда, положение угрожающее, понятно ли это Катону? Сенаторы – в слезы. Тут кто-то прибежал к Катону из Утики и доложил, что в городе хаос. «Совет трехсот» готовит заговор. Офицеры торопили: так наведет ли Катон порядок с местными жителями? Их солдаты не могут ждать. Военачальник отвечал: ничего, возможно, все это недолго протянется. – Но там, в Утике, – доносят военачальнику, – назревает открытый бунт, собираются послать к Цезарю делегацию, хотят сдаться. – Ничего, – повторял Катон, – напрасно они спешат, военачальник сейчас возвратится. – А отряд всадников? (Сенаторы плакали.) – Отряд пока остается вблизи города, там, где стоит сейчас.