Божественный Сангвиний (ЛП)

— По последним подсчетам триста девять избрано, — ответил тот, — Благословенный лично выбирал.

Штель видел как солнечный свет вспыхивал, касаясь огромной фигуры в золотой броне, парящей над битвой на ангельских крыльях. Пока он смотрел, фигура мессии выделила жилистого мужчину с двумя мечами и кивнула ему. Он бросил свое оружие и заплакал от радости, толпа еще раз проскандировала свое согласие.

— Еще один, — сказал Штель, — очень быстро мы наберем тысячу.

— Таково желание Благословенного, — ответил жрец, — он получит свою армию.

Инквизитор отвернулся.

— Ты не одобряешь?

Лицо Сахиила зарделось.

— Как вы можете такое спрашивать? Это приказ Аркио, и он Перерожденный. Я не сомневаюсь в его мудрости.

Штель улыбался.

— Воины перерожденного, — сказал он, указываю на людей, согнанных в зону ожидания у края арены, — тысяча самых ревностных и преданных Аркио… И все же, есть Кровавые Ангелы, которых смущает решение собрать армию илотов.

Сахиил моргнул.

— Мы не сомневаемся, — отрезал он, — просто… это ново для нас. Поймите, инквизитор, мы жили своими жизнями под гнетом книги Лордов и кодекса Астартес и набор простых людей идет в разрез с теми убеждениями.

— Мы оставили позади время древних догм, — ответил Штель, — Аркио Благословенный ведет нас в новую эру Кровавых Ангелов и воины Перерожденного просто отражение этого.

Он указал на толпу уставших, окровавленных бойцов.

— Взгляни на них, Сахиил. Они дрались весь день и все еще могут вырезать свои собственные сердца, если Аркио потребует этого от них. Когда он сойдет с корабля в своем великом возвращении домой на Ваал, избранная тысяча будет сопровождать его. Они станут авангардом нового поколения новичков Кровавых Ангелов, новым поколением Адептус Астартес.

Когда жрец не ответил ему, Штель повернулся, чтоб выдавить из него ответ; но вместо этого увидел выражение удивления на лице Сахиила.

— Благословенный… — начал жрец.

Возникший из ниоткуда внезапный порыв ветра ударил в Штеля и тот отшатнулся, подавляя побуждение закрыться руками. Очертания, стремительные и яркие подлетели к краю балкона и зависли перед ним, заслоняя солнце Шенлонга. Сахиил склонился в глубоком поклоне и ударил кулаком по символу окрыленной кровавой капли на грудной пластине. Инквизитор взглянул в лицо поразительного благородства, облик, который совмещал самый аристократичный вид с многообещающим темным сердцем внутри. В лицо, которое было отражением лика самого Сангвиния.

— Штель, — сказал Аркио, паря там, на крыльях распростертых подобно огромным белым парусам, — Я буду говорить с тобой.

— Я ВИДЕЛ как он нес смерть невинным, — голос Рафена был глухим от мучений, — клянусь своей кровью, я видел, как мой собственный брат пускал под нож мужчин и женщин, слишком желавших принять смерть, как будто это было каким-то ужасающим благословением. Это не то, чему я посвятил свою жизнь, будучи новобранцем. Это не желание Императора, я надеюсь и молюсь, что это не так. Аркио руководит этим миром силою своей натуры, с Сахиилом как инструментом и инквизитором Штелем, как вечным советником на его стороне. Это неправильно. Именем Алого Грааля, все мое естество вопит, что это неправильно!

Гнев вскипел внутри Рафена и выплеснулся, он вскочил на ноги, сжав кулаки, его слова отскакивали от стен помещения.

— Я молюсь чтоб лорд Данте имел божий дар и мудрость, чтоб положить конец этой проблеме до того как наш Орден расколется на части под ее весом, но до этого момента я должен ответить на зов своей крови.

Он вздохнул, вспышка ярости стихала.

— Пока мне не будет знака, яркого и неоспоримого, мое сердце будет направлять мои деяния, отныне и впредь.

Рафен положил руку на икону Императора и еще раз склонил свою голову.

— Услышь меня, услышь обет Рафена, сына Аксана, дитя клана Ломаного плоскогорья, Кровавого Ангела и Адептус Астартес. Я отрекаюсь от ложной клятвы, которую я принес Аркио Благословенному и вместо этого я возвращаю свою преданность Сангвинию и Богу-Императору Человечества. Я клянусь, своей кровью, своим телом, своей душой в качестве жертвы.

Это заявление, казалось, потребовало от него всех сил, и Рафен отшатнулся.

— Я клянусь, — повторил он.

После длинной паузы, он собрался и открыл люк, остановившись, чтоб бросить на святую икону последний взгляд. Здесь, в этом забытом месте, символ будет в безопасности от рук тех, кто стремился поменять свои убеждения перед лицом нового Крестового похода крови Аркио.

— Есть только одна вещь, в которой я абсолютно не сомневаюсь, — сказал он статуэтке, -

единственное действие, ради которого я нужен и за которое буду отвечать только я. По каким причинам и когда — неясно для меня, но мой брат Аркио погибнет и я буду тем, кто убьет его. Я знаю это всей своей кровью, и это проклянет меня.

Рафен покинул комнату, и свинцовая ноша его дилеммы свалилась на него, как только он вышел обратно, под солнце Шенлонга. Он пробирался через разрушенные улицы и не оглядывался. Перед ним рос огромный конус крепости Икари, заполняя горизонт подобно чудовищному вулкану.

Глава вторая