Божественный театр

Кулеш был ужасен – на вкус капитана Хиббита, во всяком случае, среди многочисленных умений которого кулинария занимала далеко не последнее место. Недосолен, переперчен, убит какой-то незнакомой и не вязавшейся со вкусом крупы приправой… Дамы явно не владели искусством приготовления пищи в походных условиях. Жаль, он не приглядел за тем, что именно они валили в котлы. Эх… ничего нельзя пускать на самотек в этой дилетантской компании! Но не разорваться же ему, в самом деле?…

Есть, впрочем, хотелось так, что миску Кароль все-таки одолел. От добавки отказался и, налив себе еще стаканчик вина, в который раз принялся изучать исподтишка лица жующих сотоварищей.

Иза Стрела как будто напрочь позабыла уже о пропавшей шляпке. От удрученности ее не осталось и следа, и жуткий кулеш она уплетала с завидным аппетитом, успевая при этом игриво поглядывать на красавца аркана. Вернулась к своему обычному репертуару…

Чело ее мужа тоже очистилось от следов работы мысли… и он тоже посматривал на Раскеля. Без игривости, правда. Скорее, неприязненно. В чем не было ничего удивительного и подозрительного – на взгляд стороннего наблюдателя. Как ни крути.

Третья предполагаемая охотница за универсусом, Пиви Птичка, в кои-то веки праздновала «час веселья» наравне со всеми. Выглядела довольной, оживленной, улыбалась, и это ей очень шло. Воистину, нет лучшего украшения для женщины, чем искренняя, приветливая улыбка…

А вот Катти Таум, напротив, почему-то казалась озабоченной. Она то и дело поглядывала в сторону прибрежной чащи с таким видом, словно ожидала появления оттуда стаи волков. Должно быть, ей и вправду было не по себе – все-таки, насколько знал капитан, в лесу она ночевала впервые. Впрочем, к ней он особо не присматривался. Катти оставалась вне подозрений, даже если и успела с подачи Пиви примкнуть к числу соперников.

Красавица Фиалка вкушала мерзкий кулеш с изяществом знатной дамы на светском рауте. Как всегда. И мило улыбалась, но глаза у нее оставались грустными. А выражение лица – отсутствующим, будто мысли ее были далеки от романтического вечера, костров и пирующей компании. Однако никакого напряжения и никакой настороженности не наблюдалось и в ней.

Аглюс и Титур, утолив первый голод, принялись перебрасываться шутками – тоже как всегда, цитируя через слово пророка Маргила и уличая друг друга в незнании номеров книг и глав. Абсолютно беззаботно, об опасности как будто не думая, лиха не замышляя…

Подозрительным не выглядело ничто. Даже сдержанная ревность Беригона к Раскелю. И казалось, что появление аркана-соглядатая и предстоящее – почти наверняка! – умыкание универсуса не волнуют ровным счетом никого, ни соперников капитана, ни его тайного помощника.

Впрочем – осенило вдруг капитана – возможно, никто, кроме него и монтальватца, и не знает, кто такой Раскель? И даже не догадывается о причине, которая его сюда привела?

Раскель…

Только с ним, на взгляд Кароля, и было что-то не в порядке.

Аркана, конечно же, пригласили к столу, на который он щедро выложил собственные дорожные припасы: хлеб, сыр, вяленую рыбу. Держался вроде бы непринужденно и весело. Но что бы Раскель ни делал – пил вино, кокетничал с Изой, обласкивал жгучим взором остальных женщин, смеялся над шутками мужчин, просил передать соль, – в каждом слове, в каждом движении его продолжала сквозить непонятная растерянность. Которой решительно не должно быть у человека, собравшегося на дело и хорошо подготовившегося к нему.

И это сбивало с толку. Равно как и напряженно-изучающий взгляд, коим Раскель время от времени обшаривал всех актеров.

Точь-в-точь как сам капитан… оставалось надеяться только, что сам он проделывает это менее заметно.

Откуда растерянность? Что-то не так? Ночевку театру в лесной глуши организовал не аркан?…

Было очень на то похоже.

Да и, признаться, смысла в ее организации сам капитан по здравом размышлении не видел. Спать труппа – восемь человек, не считая антрепренера с женою! – уляжется в фургонах. И это будет здорово мешать обыску. Который проще было бы провести в том же Байеме, когда при театральном имуществе оставался на ночь всего один сторож. Кароль, например, в собственное дежурство запросто мог бы обшарить сверху донизу все фургоны, включая Драконий, – когда бы не был уверен, что черный гений за сторожами приглядывает. Начни кто рыться в сундуках не по делу, сразу ясно – соперник…

И, ставя себя на место этого самого гения сейчас, он решительно не находил преимуществ, которые давала бы ему вынужденная ночевка в лесу.

Умысел был непонятен. И оттого тревожил вдвойне…

Факел тем временем поднялся выше, разгорелся ярче. Над кронами деревьев показалась зеленоватая верхушка Львицы. Сумрак, царивший в лесной чаще, посветлел, пронизанный волшебным двуцветным сиянием ниамейских лун. Кромешной тьмы ночь всяко не обещала…

Наевшись, актеры на некоторое время оцепенели. Взгляды сделались осоловелыми, улыбки – блуждающими и бессмысленными. Лишь изредка кто-нибудь вздыхал и говорил:

– Хорошо…

Потом Катти Таум встала и – по привычке, видно, – начала собирать со стола пустые миски.