Божество

Какая сила слов, какая красота! Тоска, желание вернуться. Мне это желание было очень понятно: я невозможно желал вернуться в свой прежний мир, в мир без порядков, заведённых мамой и папой, без глупой исторички Валентины Абрамовны, без злых детей-друзей, которые воруют… Воруют!.. Я уже больше четырёх лет не мог смириться с тем, что люди воруют. Во-ру-ют. По-настоящему. Когда, въехав в нашу новую квартиру, я перезнакомился с “дворней” (так мама называла соседских детей; иногда она ещё презрительно кидала в адрес их родителей рычащее словечко “пролетариат” или противное “гегемоны” – похоже на имя сказочной злой волшебницы Гингемы, правда?), “дворня” пришла ко мне в гости. Родители были на работе, а я пригласил к себе в гости всех своих новых друзей. Я никогда раньше не приглашал в гости ровесников. В переходном домике бывали в гостях только взрослые, да и то редко. В новой квартире мы играли в прятки. Игра эта была для меня новой и чудной: не знаю почему, но в детском саду она прошла мимо меня, и я отдавался теперь ей с радостью и удивлённым восторгом. Водить почему-то чаще всего приходилось мне… Сергей Тулейников прятался в шифоньере (в шифанере!), два Димки выскакивали на лоджию, неправильно именуя её балконом, Колечка и Колян скрывались в ванной и в туалете… Наконец, никто не смог “застучаться”, и я смог спрятаться сам. Ещё “кулюча”, я придумал, куда я спрячусь – в диван: никто из моих гостей (у меня были свои настоящие гости) не знал, как мой диван открывается… В диване я лежал долго. Меня никто не находил. Мне стало скучно, и я вышел из своего идеального укрытия. В квартире было пусто. Пусто. Я заглянул в ванную комнату, выглянул на лоджию – ноль человек, я один. “Наверное, они устали меня искать, – резонно рассудил я, – Подумали, что я куда-то ушёл, а находиться в чужой квартире одни постеснялись, потому и ушли…” Я вздохнул, взял книжку альманаха “Киносценарии”, улёгся на диван, в котором только что прятался, и стал читать про Ярославну, Королеву Франции… “Барон Жермон поехал на войну-у-у…” Эх… Часа через полтора пришли с работы родители. Мама окинула взглядом комнату и спросила: “А где твои солдатики?” Я оторвался от сценария (это были уже “Ключи от чёрного ящика”; как долго я потом не мог вспомнить фамилию автора этого сценария – потому что решил, что это не сценарий, а пьеса и искал не в “Киносценариях”, а в “Современной драматургии”; вспомнил ровно через двадцать лет, – его имя Эдуард Дубровский). Я оторвался от сценария и посмотрел в сторону книжной полки, на которой обычно стояли мои солдатики… Эти солдатики… Это были волшебные игрушки. Нормальные игрушечные солдатики были красными или зелёными, из некачественной пластмассы, плоскими и одинаковыми с обеих сторон (т.е., если косая полоса на папахе рельефно обозначалась на одной стороне, то она же была и на второй), а МОИ солдатики – это были настоящие скульптуры – реалистично (как живые и как мёртвые) выполненные, в живописных позах… Это были пираты (маленькие) и американские пионеры-покорители фронтира (большие). Последних мои новые друзья упорно называли “ковбойцами”, пропуская мимо ушей мои повествования о том, что, во-первых, “ковбои”, а во-вторых, ковбои – это пастухи, а тут же явные солдаты… Они говорили, что “ковбойцы” – “воевали с индейцами”, а слово “пионеры” в применении к чему угодно, помимо членов Всесоюзной пионерской организации имени Ленина, они просто отказывались воспринимать. “Где твои солдатики?” – спросила мама. Что я мог ответить? Солдатиков не было. Я не понял: их не могло не быть, потому что я точно помнил, что совсем недавно расставлял их на полках – среди цветочных горшков, пытаясь выстроить что-то вроде сценки с участием их всех… А их не было. “Ой, – сказал я, – А куда же я их дел?” Я не помнил. Я забеспокоился. Я вскочил. Происходило что-то ужасное: совершенно материальные твёрдые вещи исчезли, испарились из моей комнаты. Я стал суетливо выдвигать ящики письменного стола. “А кто это по нашему дивану с ногами обутый ходил?” – громко спросил из большой комнаты папа. “Кто сидел на моём стульчике… Маша и три медведя…” Я не знал, что ответить: я не мог представить, что кому-нибудь могло взбрести в голову влезть на диван с ногами – ОБУТЫМ. Но это сделал кто-то из моих новых друзей… Как же они могли… “А почему в шифоньере дно провалено?!” Я сел. И не потому, что я уже знал, что надо садиться, когда поражен чем-нибудь… У меня просто подкосились ноги.

- Кто у тебя был? – спросила мама и лицо её стало таким, что если бы я увидел в окне гриб ядерного взрыва, мне было бы легче: что делать в этом случае, я читал в висящем на стене в одной поликлинике санбюллетене, а что делать с ужасом мамы?

- Друзья… – сказал я.

- Мальчики, – сказал я, – из двора…

- Что ж у тебя за друзья такие, – спросила мама, – Что воруют…

Я не понял. Я не понял. Я не понял. Я не понял. Фантастика книжек столкнулась с этой, настоящей, навязанной мне реальностью, и ни одна из них не могла протолкнуться в другую.

- Вор… во… руют? – спросил я.