Божество

По телевизору показали спектакль Образцова “Божественная Комедия”. С интересом наблюдая его, я обратил внимание на то, что людей играли куклы, а Бога и ангелов – люди. Этот забавный сдвиг заставил меня надолго задуматься: а кто бы играл кукол, если бы таковые присутствовали в сюжете? В детском саду мальчик Саша Стрекозин, снимая колготки после возвращения с прогулки, вдруг заявил, победно озираясь по сторонам: “А я знаю, кто всё сделал!” И, не дожидаясь чьей-то реакции, добавил: “Бог”. “Бога нет,” – ответил я. “Бог есть, – заспорил Саша Стрекозин, – Я Его по телевизору видел”. Сообразив сразу, что речь идёт о давешнем кукольном спектакле, я изумился тому, что кто-то мог воспринять этот милый и интересный – но всё-таки театр – всерьёз, и решил развеять заблуждения товарища. “Это был кукольный спектакль,” – сказал я. “Да, – согласился мой оппонент, – Но там только люди были – куклы, а Бог и ангелы – настоящие”. Это заявление совершенно сбило меня с толку. Не сориентировавшись сразу, как безошибочно возразить, сказав, что это были актёры, я весьма неуклюже заметил: “У Него же там нос из папье-маше был…” “Да, – неожиданно согласился Саша Стрекозин, – Но всё равно было заметно, что Он – настоящий: по тому, как Он двигался… Он же двигался как настоящий”. “Как настоящий КТО?” – совсем сильно удивился я, подумав, что мой собеседник станет утверждать, что имеет представление о том, как двигается настоящий Бог… “ОН – как настоящий,” – упрямо повторил Саша Стрекозин, сделав акцент на слове “Он”. И тут я догадался, что под словом “настоящий” этот дурак подразумевает “живой”, и, не видя принципиальной разницы между человеком и Богом, он на фоне людей-кукол воспринял живого актёра как Живого Бога. Я совсем растерялся и растерял все правильные слова и, вместо того чтобы говорить их, стал рассказывать про то, как делаются художественные фильмы и про то, как художники делают бездонный космос из чёрного бархата. И Саша Стрекозин, видимо, догадавшись, что я постепенно подвожу его к мысли о том, что нельзя верить тому, что бывает в телевизоре, сказал фразу, за которую я немедленно собрался заподозрить его в наглой, беззастенчивой и – главное – бесполезной лжи. Он сказал: “А я Его и живого видел…” Я, беседовавший всё это время с ним не глядя, продолжая попытки запихнуть в свой шкафчик толстый вязаный свитер, на этой фразе бросил свитер и повернулся к Саше лицом. “Где?” – громко и чётко спросил я у него. “Меня бабушка водила, – сказал он, – В один большой дом. Там везде картины, а впереди стоит Бог и поёт.” Если бы я тогда уже знал, что, когда удивляешься, надо садиться, я бы после этих его слов сел. “А как поёт Бог?” – спросил я, уже не зная, как относиться к этим странным словам: зная особенности бабушек, я вполне мог ожидать от какой-нибудь из них и личного знакомства с Богом или, по крайней мере, знания, где находится Его Дом. “Непонятно. – Коротко ответил удостоенный лицезрения Бога и добавил, изображая на груди крест, – А тут у Него медаль”. Как я возненавидел этого ступидого бастада в этот момент: я уже готов был обрести в своём мире Бога, а этот непроходимый тупица, оказывается, не видит разницы между Богом и попом в церкви! “Это был поп!” – почти заорал я. “Поп – это попа,” – совершенно неожиданно завершил Саша Стрекозин и глупо захихикал. Именно после этого диалога я надолго возненавидел людей, смеющихся над примитивными звуковыми ассоциациями. И всё-таки я был доволен: космонавты не обманули нас с вами – Бога, действительно, нет. Радуясь очередному подтверждению древней истины, я вспомнил, откуда мне стало о ней известно: это был плакат на втором этаже детской поликлиники (которую тупицы вроде Саши Стрекозина неправильно называли больницей), на котором был нарисован улыбающийся космонавт в скафандре и написано: “Всю Вселенную прошли – нигде Бога не нашли”.