Божество пустыни

Мужчины были в основном рослые, с суровыми, свирепыми лицами. Крупные орлиные носы. Высокие скулы. Темные волосы до плеч заплетены в жесткие кольца. Длинные бороды волнами ниспадают до пояса. Доходящая до лодыжек одежда у мужчин и женщин – из тщательно выделанной шерсти.

Несомненно, это были благородные, воинственные и опасные люди.

С каменного причала на палубу проложили сложно украшенные сходни, и мы перешли на берег, где нас приветствовал вельможа Туггарта. Фат Тур стал переводчиком. Я скромно держался позади, не желая, чтобы хозяева узнали, что я хорошо владею их языком. Предстояли трудные переговоры, и я хотел использовать любые преимущества.

С пристани величественной процессией во главе с вельможей Туггартой мы направились в тронный зал дворца. Это была огромная комната с высоким сводчатым потолком. Стены украшали трофеи с полей битвы и с охоты. Судя по этой выставке, царь Нимрод действительно убил множество львов и зубров (что приписывали ему слухи). Воздух в зале был густым от запаха плохо выдубленных шкур и вываренных черепов животных и немытых, потных человеческих тел. Фат Тур предупредил меня, что шумеры считают мытье вредным для здоровья.

Когда царь Нимрод встал со своего трона из золота и слоновой кости, установленного на мраморной платформе, украшенной полудрагоценными камнями, я понял, что он выше своих придворных. Плечи у него оказались широкие, руки мускулистые. Когда он приветственно поднял правую руку и растопырил унизанные кольцами пальцы, я подумал: рука у него такая большая, что способна охватить всю мою голову. Он сверху вниз, с похотливым блеском в глазах, посмотрел на моих царевен, и я сразу понял, что он не только великий охотник, но и великий развратник.

Следующий час мы при помощи переводчиков обменивались расхожими и неискренними похвалами и пожеланиями. Потом царь Нимрод удалился, и нам показали покои, отведенные для нас во дворце на все время нашего пребывания.

Я с удовольствием обнаружил, что хозяева поняли, какая я важная и высокопоставленная фигура и показали это в выборе отведенных для меня покоев. Эти просторные светлые комнаты выходили на реку и храм Иштар рядом с дворцом. Покои были обставлены дорогой мебелью, сделанной из редкой древесины и экзотических материалов. Занавеси – из шерсти и драгоценного шелка. Ложе огромное, но неудобное. Я сразу решил спать в другом месте.

С помощью Фат Тура я уговорил дворцовых слуг принести на террасу перед моими помещениями несколько сосудов с горячей водой. Потом разделся, и мои рабы стали поливать мои голову и тело этой водой. Когда я наконец искупался, солнце уже почти село. Однако дневная обессиливающая жара не уходила, пока с заснеженных Загросских гор на востоке не подул прохладный ветер.

Я отпустил рабов и задержался на террасе, по-прежнему нагой после купания. Я наслаждался закатом и игрой света на поверхности реки подо мной.

Внезапно я понял, что за мной наблюдают. Я быстро повернулся к высокому зиккурату на берегу. Спиральная терраса, поднимавшаяся к верху здания, проходила так близко от реки, что, я, кажется, легко мог перебросить туда небольшой камень с места, где стоял.

На террасе храма напротив меня стоял человек в плаще с капюшоном. В тени капюшона я не видел его глаза, но чувствовал, что их взгляд сосредоточен на мне. Под этим взглядом я чувствовал себя совершенно спокойно, но меня заинтересовала личность незнакомца. Я знаю, что, если не считать давно нанесенных мне увечий, я отлично сложен и высок ростом. Мышцы закалены долгими часами верховой езды и упражнений с оружием. Скромность обычно не позволяет мне называть себя «прекрасным», но в данном случае этого требует честность.

Мы с незнакомцем спокойно разглядывали друг друга. Потом фигура в плаще медленно подняла обе руки, сняла капюшон и скинула его на плечи. Я почему-то предполагал, что это мужчина, но теперь увидел множество доказательств своей ошибки.

Передо мной стояла женщина, женщина столь прекрасная, что даже в самых необычных снах я не мог бы представить себе такую красоту. Лицо у нее было божественное, и у меня защемило сердце. Я поискал слова, чтобы описать его, но все превосходные степени нашего замечательного языка тускнели перед ней и становились заурядными и приземленными. Я никогда еще не испытывал такой душевной боли. Передо мной было то, к чему я стремился и чего был лишен, все то, что жестокая судьба сделала недосягаемым для меня. Передо мной была воплощенная женственность.

Я медленно протянул к ней руку, понимая бесцельность этого жеста, прекрасно зная, что это совершенство всегда останется вне моей досягаемости, но что в памяти я сохраню его навсегда и оно будет преследовать меня до границ вечности.

Она печально улыбнулась мне, выражая тем самым сочувствие моему несчастью и глубокое сожаление, что напомнила мне о нем. Потом накрыла голову капюшоном плаща, повернулась и ушла в храм, оставив меня почти в беспамятстве.

Я думал, что больше никогда не смогу уснуть, что отныне все мои ночи будут полны мыслями о женщине в капюшоне. Но вышло иначе.