Божьи дела (сборник)

Да-да-да, я вполне мог прибить свою любимую жену – не иначе как Ты тогда удержалменя от страшного преступления (и Ты же, должно быть, надоумил ее включить наш старинный торшер с голубовато-розовым абажуром!).

Увидев торчащий нож в моих ребрах и кровью забрызганную постель, моя бедная жена испуганно вскрикнула и лишилась чувств.

Я же, признаюсь, впервые даже не пошевелился, чтобы прийти ей на помощь: тупо сидел на полу и только бесстрастно присутствовал при обмороке любимой женщины.

«И это она мне клялась в вечной любви!» – думал я, равнодушно ее разглядывая.

«Так вот он, кровавый итог твоих клятв!» – неспешно и удрученно размышлял я.

И тут я (признаюсь, не сразу!) увидел, что руки Мананы чисты…

Буквально вопиет небесам:

Да, представь, на них не было крови!.. Не было крови совсем!.. Понимаешь – совсем, понимаешь?..

Молчит.

Несмотря на абсурд и разящую боль в области сердца, я все-таки поспешил на кухню и, скрипя зубами, полез на антресоли.

Невозможно представить (тем более объяснить!) факт, что нож находился на том самом месте, где я его и спрятал…

И точно такой же нож – сомнений не оставалось! – торчал у меня из груди и причинял страдания.

Больше страха, обиды и боли, однако, я был одержим любопытством.

Мне уже не терпелось понять, откуда взялось это чертово изделие и кто мой истинный убийца.

В том-то, представь, и загадка, что существо, нависшее надо мной, парадоксальным образом как две капли воды походило на Манану, а нож у меня в груди выглядел точной копией припрятанного на антресолях…

Ты понимаешь?

Охваченный ветром безумия, я перенесся обратно к нам в спальню и первым делом запер дверь изнутри.

Манана, бедняжка, по-прежнему пребывала в бессознательном состоянии.

Сначала она рассердилась и стала кусаться.

Потом, осознав, что я жив, ужасно обрадовалась.

Едва ли смогу описать ее слезы и ласки, вопли и пляски вокруг меня и со мной, ту, казалось, забытую сладость объятий, восторга и забвения…

Глаза у него потеплели .

До рассвета мы были беспечны и счастливы, а поутру я извлек нож из ребер и ласково, по-хорошему попросил Манану впредь так со мной не шутить.

Тут в ее широко открытых глазах, как в синем омуте, вдруг отразились страх и недоумение.

– Акакий, я так не шутила… – сдавленно пролепетала она.

– Манана, замнем и забудем! – решительно повторил я и дважды крест-накрест мазнул ножом по воздуху.

– Я не лгу! – оскорблено воскликнула она и немедленно поведала свою версию случившегося: якобы, с ее слов, когда она проснулась, нож уже торчал у меня из груди.

Получалось – я сам себя ранил…

Багровеет.

Я, возможно, доверчив, но я – не безумен!

Я трижды за ночь просыпался и трижды с ужасом обнаруживал над собой обжигающие холодом нож и глаза!..

Мясник… я его попросил… совершил экспертизу… траекторию движения ножа… Удар наносил левша… А известно, кто в нашем семействе левша… И с очень близкого расстояния…

Дышит.