Божьи люди. Мои духовные встречи

— Садись, матушка, тут рядышком, — и стул мне пододвинул.

Стал он меня спрашивать, как мое имя и давно ли я в монастыре, и какие у меня склонности, и какие искушения были, и какие у меня самые тяжкие грехи.

Я плачу, говорю ему.

Потом он ушел и опять велел мне молиться Божией Матери и еще сказал: «Ты живи с Таней. Это не меня, грешного, благословение, а так Сам Господь и Божия Матерь желают».

А у нас с Таней были несогласия перед тем, но тут я сразу смирилась. Вернулся батюшка и вынес акафист Божией Матери «Державной»: «Вот, читай, и я с тобой буду молиться, а то за суетою мне все некогда».

Я говорю: «Батюшка, я плохо читаю», а он: «Ничего, ничего, Господь тебе поможет».

И вправду, я ничего читать стала — печать гражданская, крупная. Потом батюшка опять ушел и принес мне другой, рукописный, акафист — Господу Иисусу, я уж не помню, как он называется, только читать его надо в скорбях[205]. Тут я поняла, что жизнь моя будет скорбная.

Велел мне батюшка стать на колени и читать его, сам поставил меня на колени и ушел.

Читаю я, а он не возвращается. Час прошел, другой, батюшка входит, а на меня внимания не обращает, — я все стою на коленях, как он поставил. Других посетителей стал он принимать, а я все стою. Затекли у меня ноги, слабость такая — упаду сейчас, в голове мутится, строчки сливаются, уже читать не могу и молиться не могу, и все иконки я у батюшки пересмотрела, всем перемолилась, а все стою, и батюшка никакого внимания на меня не обращает.

Поставил он так меня — 12-ти часов еще не было, а тут уже к вечерне ударили — половина пятого. Подошел он тогда ко мне и поднял меня. Я сама и подняться не могла — и низко поклонился мне: «Благодарствую за твое послушание».

А потом говорит отцу Севастьяну: «Веди ее за руку к себе в келью и скорей накорми. Дай ей моего супу», — и сам принес мне тарелочку супу.

На следующий день прихожу я к батюшке, а он меня не принимает: к отцу Анатолию. Как я ни прошусь, он все свое: к отцу Анатолию. Четыре дня он так мучил меня. Только батюшка Анатолий (к нему я на благословение ходила) укреплял меня: «Пусть он тебя гонит, а ты не уходи. Он тебя примет непременно».

Все силы я потеряла, лежу в хибарке на диване и плачу. А в то время у батюшки была Татьяна Смоленская. Выходит она от него и громко — на всю хибарку — говорит: «Где тут матушка Анна Полоцкая?»

Я отзываюсь. «Так вот, матушка, батюшка велел мне принять тебя к себе, накормить и успокоить: мать Анна совсем умирает, ты постель постели, умой ее».

Пошла я с Таней, рассказала о своем горе, а она меня утешает: «Завтра тебя батюшка непременно примет». А я не верю уже. Утром так я разболелась, что и в хибарку не пошла, а батюшка встречает Татьяну: «Где мать Анна? Привела ли ты ее с собой?»

Та объясняет, что я больна, а батюшка велит мне вечером непременно прийти.

Прихожу. Батюшка всех принимает, а меня нет. Наконец самой последней принял он меня и так утешил, обласкал, — говорит: «Ты мне сразу понравилась. Ты смышленая девочка, а я малоумен. И уж не знаю, как мы с тобой поладим, разве только ты мое малоумие примешь благоразумием. Ты мне сразу понравилась», — и назначил, когда к нему прийти на исповедь. <...>

* * *

Потом приехали мы вместе с Таней. Таню он принимает, ласкает, всякими именами называет, а на меня никакого внимания. Горько мне стало, и пошли у меня помыслы: «Хоть бы мне знать, считает ли он меня своей духовной дочерью. Если считает, тогда все перенести можно, а если нет, напрасно я и приезжала». И не прошли у меня еще эти помыслы, как батюшка зовет меня к себе, обнимает и говорит: «Ты мое родное дитя, ты мое ближайшее чадо. Ты знаешь, что я считаю тебя одной из самых своих близких, и никогда этого не забывай. Всегда помни, что я сейчас говорю тебе». И так утешил меня — на всю жизнь помню...

А на следующий день опять перестал меня принимать.

Митрополит Вениамин Санкт-Петербургский [206]

Описание жизни епископа Феофана[207] побуждает меня вспомнить о другом святителе: митрополите Вениамине (Казанском). Это тоже необычайный человек: уже из того это видно, что он из викарного епископа был выбран в митрополита Санкт-Петербургского — на общем епархиальном собрании[208]. Это — редкость; даже, может быть, единственный в истории митрополии факт.

Запишу отдельные факты из его жизни. В древности записывали даже отдельные изречения святых людей и из них потом составлялись «Отечники», или «Патерики».

Целомудренный

Кажется, ничего тут особенного нет. Но быть целомудренным — и трудное, и великое дело. Не так просто сделаться и монахом, но быть целомудренным монахом — святое и великое дело. Особенно — и в помыслах.

Один святой отец сказал о себе следующее: «Я — девственник по телу, но не могу назвать себя девственником и по душе».

А батюшка отец Серафим сказал: «Божия Матерь — Девственница, и я — девственник». По-видимому, он считал это особым достоинством.