Встретили меня с иконою; и я привез с собою икону, какую игуменья из женской Зосимовой пустыни[83]
прислала мне в благословение, чтобы внести ее с собою в обитель. Урядник встретил нас. А в пустыни рыбы нет: щи горькие из сырой капусты. Пошли, чайку попили, потом ввели меня в церковь, многолетие мне сказали. Тогда иеродиакон был Феофан. Потом ввели меня в наместнические покои, в келию о. Павла; ввел меня сам наместник: кушетка стоит, а в ней нет ни гвоздочка; а в шкафу ризница, и ничего-то в ней нет. Что делать? Мне стыдно было: ведь о. Иоанн оставался в пустыни. Ничего я еще не знаю. На другой день сразу же ввел я уставную службу. А потом начали мы с о. Иоанном разбирать бумаги. Деньги, которые в изобилии и часто жертвовали или присылал о. наместник, о. Иоанн держал под шкафом и раздавал их всем, кто бы ни просил у него: он ведь был добрый, не то, что я. Бывало, придет мужик, просит на лошадь; придет баба, просит на корову: он сейчас палочкой вынет и отдаст; хлеба он всегда давал мужикам. Мужик придет, попросит овсеца, о. Иоанн кошель насыпет; а тот пойдет да и продаст его. Много ходило к нему. От этого братии иногда была нехватка. Наместник за это сердился: ему было неприятно, что то, что доставалось для любимой им Зосимовой пустыни с трудом, о. Иоанн от простоты раздавал иногда и не нуждающимся, но прикидывающимся бедными. О. Иона, казначей, искусно насчитал, что о. Иоанн растратил таким образом 6000 рублей, на которые были расписки только о. наместника. Когда я стал жить здесь, порядки переменились: он жил добродетельно, а я не так; про меня стали говорить:— Это — не отец Иоанн, у этого не попользуешься.
Я со скупостью все делал. Когда о. Иона показал о. наместнику все начеты на о. Иоанна, то о. Иоанн сказал мне:
— Ну, отец Герман, он и тебе зла наделает много; и тебе от него плохо будет. Берегись, натерпишься от него.
Действительно, о. Иона в Зосимовой вооружал против меня братию. Вскоре о. Иоанн уехал в Лаврскую больницу на покой; оскорбился старец. 23 декабря стало ему плохо, а 8 января 1898 года он скончался.
О. Даниил был недоволен, что я взял 13 послушников, — но они же сами по усердию пошли со мной: Димитрий, Иннокентий, он прежде был повар, Дионисий, Митрофан. О. Варнава напророчил о. Иннокентию, что будет на гостинице”.
Но строгость эта в о. Германе была от мудрого управления монастырским добром и вообще всем, что касалось обители: он ревниво оберегал каждую мелочь из не принадлежащего ему, а вверенного ему Богом. Так, искренно любящий его и преданный ему духовный сын еп. Феодор[84]
даже с удивлением рассказывал, что когда он попробовал было купить в Зосимовой пустыни лошадь, то думал, что батюшка, по расположению своему к нему, продаст ему лошадь получше; но он ошибся в расчетах и получил лошадь незавидную, по той простой причине, что батюшка бы и не продал лошади, нужной для обители. Когда же дело касалось личных средств батюшки, то старец никогда ни в чем не отказывал, а щедро подавал просящему.О. Иннокентий, бывший постоянным спутником батюшки по святым местам, вспоминает, как, бывало, когда нищие просили милостыни, а мелких денег у него не было, о. Герман требовал, чтобы непременно подать нищему, если нет мелких денег, то рубль или больше, что есть, но не отказывал в подаянии.
А пророчество о. Иоанна сбылось. О. Иона действительно после навредил игумену Герману, даже готов был его “уничтожить”. И его перевели в Махрищскую обитель[85]
, якобы для наведения порядка.“Когда я, — рассказывает о. Герман, — приехал в Махру, там меня торжественно встретили. Это было 13–го сентября, в день изгнания Златоуста; 14–го я служил[86]
; а 15–го принял монастырь. Под 26–е — пожар: жилища загорелись. Под 5–е октября — другой пожар, на скотном дворе. Я хотел поехать в Киев, чтобы там найти место и не возвращаться. Но куда дену тех, которые со мною пошли?4–го ноября вдруг пришел указ о возвращении в Зосимову. Я сдал Махру и 14 ноября приехал обратно. Случилось это так. Приняла участие великая княгиня Елизавета Феодоровна в 25–летие ее православия[87]
. Я благодарил ее за то, что она поддержала меня в дни моего испытания (не печали). Я благодарил ее за молитву обо мне. Она, как рассказывала мне рижская игуменья Иоанна Мажурова, за меня читала каждую ночь акафист “Всех скорбящих Радости”.6. Беседы отца Германа
БЕСЕДА ПЕРВАЯ