Божьи твари

Посреди комнаты стоял длинный деревянный стол. Разбухшая, подгнившая столешница разошлась – словно под тяжестью позеленевших кружек и перевернутой глиняной миски, поднимать которую ну совершенно не хотелось. Человек есть то, что он ест? Да уж. Скамьи были аккуратно придвинуты к стенам, серый с дымчатыми прожилками мох скрывал места стыка.

Я огляделся. Где тут помещалась сотня? Человек тридцать, не больше. Максимум сорок.

И главное: где золото?

Воды в доме было по щиколотку – видимо, после недавних дождей. В дальнем конце комнаты находилась большая кирпичная, некогда беленая, печь. Сейчас в память о побелке остались отдельные серые куски, родимыми пятнами разбросанные по одряхлевшему телу. Вывалившиеся кирпичи лежали в воде горкой, а рядом накренился огромный, в полтора обхвата, котел.

В потолке прямо над столом зияла дыра, оскалившаяся обломками досок. Через нее все эти годы проникали дождь и снег, разрушавшие старый, с любопытной историей, дом. Вернее, любопытной была история тех, кто этот дом построил.

Жирники.

Давно, еще до революции, их признали «зловредной сектой», опасной для государства. На самом деле, зловредность была скорее предлогом. В начале лета 1907 года сектантов должны были взять облавой, людей разогнать, верхушку отправить в монастырскую тюрьму, но – не успели. Кто-то предупредил старца Серафима. Пророк медлить не стал. Поднял жирников (их было человек сто при нем) и всем скопом увел в болота. Погоня закончилась ничем. След беглецов терялся в районе глухих топей, куда полиция сунуться не решилась. Больше о секте никто не слышал. Зато легенда о золоте пережила целый век и до сих пор популярна у местных.

«Жирники в самом деле были очень богаты», – рассказывал профессор, шагая по лесу своей неровной быстрой походкой. – «В секту вошли несколько купцов, которые распродали свое имущество, а деньги пожертвовали старцу Серафиму. И деньги те – не бумажки какие-нибудь, а настоящее золото».

– Чертаев! – донесся снаружи приглушенный крик. – Где ты там, Чертаев? Мы же друзья!

Я сжал зубы. Туман искажает звуки – понять, откуда пришел голос, невозможно. Может быть, рядом кричали, может, далеко. Мне бы оружие сейчас. Впервые с момента бегства у меня появилось время на инвентаризацию.

Улов не слишком обнадеживал. Фляжка в чехле, воды на донышке. Ракетница обнаружилась у меня на поясе, повезло, не потерял, но что толку от неё пустой? Я вывернул карманы. Сотовый телефон, зажигалка, какой-то мусор, смятый билет на автобус и еще… чтобменябогавдушумать! патрон для ракетницы. Господи, благослови мою безалаберность! Все-таки забыл положить патроны в непромокаемый рюкзак, несмотря на напоминания профессора. Врешь, Гредин, мы еще побарахтаемся…

Я переломил ракетницу, вставил патрон. Тускло блеснула латунь капсюля. Мы еще поживем, Гредин, сука.

Только профессор знал, где это золото лежит. И вот он мертв, а я стою посреди дома, куда он так стремился. Куда мы все стремились.

Взяв оружие наизготовку, я осторожно обошел стол. Не хватало еще провалиться, доски наверняка гнилые. Тихий плеск воды. Я замер, напрягая зрение. В воде что-то лежало – темное, квадратное. Икона? Остро блеснули лучи оклада.

Фонаря нет. А сотовый тогда на что? Я раскрыл телефон, наклонился – и синим высветил тонкий измученный лик. Христос, православная манера. Надписи вязью, едва читаемые «Исус Христ. Царь Иуд». От времени и сырости сын божий выглядел так, словно рот у него – открытая рана, в которой что-то шевелится. Меня передернуло.

А ведь это не совсем икона… Превозмогая брезгливость, я взялся за жесткие жестяные края. С усилием выпрямился, положил находку на стол. «Исус Христ» смотрел на меня мертвыми отсыревшими глазами. Я отщелкнул застежку, поднатужился. Со скрипом раскрылся деревянный ящик, я увидел толстую тетрадь в черном переплете.

На удивление, обложка оказалась сухая, шершавая. Я раскрыл тетрадь наугад, подсветил сотовым. От зарядки одно деление осталось, надолго не хватит. Хмыкнул. Вот это повезло, вот это я понимаю.

Перед глазами прыгали синие строчки. Передо мной была история старца Серафима, написанная им самим.

2 июля

Пришел мой черед пастись. Скинул я одежды, лег животом на землю (тут главное, найти место посуше) и пополз с именем Божьим на устах. Мошка пила кровь мою, царапали кожу мох и брусника. И плескалась во мне боль встревоженная, зудящая. Я вкушал траву, как теленок и наполнялся травяным соком. Сытости почти никакой, но то не страшно. Мы души кормим, а не тела насыщаем – говорю чадам. Головами закивали – правда, отче. Правда. Веруем, отче.

Запишу для памяти: «У людей души нежные, а тела грубые, и надо, чтобы уравнялось кровяное мясо с эфирной субстанцией».

Мошка – создание диавола, без сомнения. Она здесь злющая, куда там нильским крокодилам.

9 июля