Божья кара

– Да понял я все, понял, – сердито ответил он. – Я понял, что эта дамочка от скуки связалась с аферисткой, от скуки регулярно бегала по клиникам, «лечилась», потом ей этого мало оказалось, ей своя клиника понадобилась, а когда «игры» закончились, муж ее должен был все, что своим горбом заработал, банку отдать. Или ты считаешь, что это она на квартиру их заработала, это она со своих бабок платила аферюге этой Васильевой? Нет! – зло сказал Дима. – Если бы она сама хоть копейку заработала, она бы в районную консультацию пошла! А что легко дается, то легко и теряется. И Васильева это поняла.

– Да как ты можешь так рассуждать? – Женя от возмущения даже кнопку «стоп» нажала. – Она здоровье свое потеряла! Жизнь! Ты хоть представляешь, что она пережила? Аборт, потеря ребенка! Ты-то вот не знаешь, что такое услышать, что твой ребенок долгожданный родится уродом!

– А ты знаешь? – насмешливо, цинично спросил Дима.

– Я женщина, и мне не сложно понять! А каково это узнать, что человек, которому ты верила, тебя предал? Ведь она верила Васильевой, а та ее довела до крайней стадии болезни, умышленно! Женщине химиотерапию делали! Ей грудь удалили! – почти кричала возмущенная Женя.

– Ага, а ее муж сперва потерю ребенка пережил, а потом, когда она в больничке отдыхала, квартиру продавал, чтобы кредит ее оплатить и ее лечение, а еще наверняка возле нее дежурил, бабки продолжал зарабатывать и с органами по поводу делишек клиники разбирался, а еще, наверное, мечтал эту сволочь Васильеву придушить. Удивляюсь, как он от такой жизни сам с инфарктом не слег! – не менее эмоционально парировал Дима.

– Ее муж настоящий мужик, а вот ты, ты… – Женя судорожно искала, что бы такого достойного ответить Диме, чтобы его суть охарактеризовать и по физиономии не получить.

– Да, ее муж настоящий! Дурак он настоящий. – Димин голос прозвучал неожиданно зло и горько.

– Почему? – насторожилась Женя. – У тебя с женой что-то случилось? Умерла? Бросила? – вдруг сообразила она. – Дим? – Ее лицо выражало безграничное сочувствие, а голос звучал мягко, утешающе.

– Сперва кинула, потом бросила, – невесело усмехнулся Дима.

– А это как? – не поняла Женя.

– А так. Пока в универе на платном отделении училась и магистратуру заканчивала, была любящей и верной, потому что я платил, не спал, не отдыхал, на свадьбах и крестинах халтурил. А когда Олеська диплом получила, работу нашла, начальника подобрала не старого пердуна, а этакого пузана в расцвете лет, с толстым кошельком, от меня к нему перепрыгнула. На кой ей нищий безвестный оператор с однушкой-хрущевкой. У нее теперь трешка на Московском проспекте, она теперь директор одного из филиалов его фирмы. В отпуск они не в Турцию, в отпуск они в Испанию летают, – с едкой горечью делился Дима.

– Бедный. Давно это случилось? – погладила его по плечу Женя.

– Да нет. Полгода назад, – отвернулся от нее парень. – А ведь она не питерская. Из Пскова приехала. В общаге жила, пока не поженились. И ведь знаешь, что противно? – Дима взглянул на Женю влажными, полными обиды глазами. – Она до последнего этакой белой и пушистой прикидывалась, ребенка собирались завести, все думали, когда лучше, сразу как на работу устроится, или через годик, когда закрепится. А потом хлоп, и адье!

На этом разговор как-то сам собой закончился. Дима нажал кнопку пуска. До машины они дошли молча. Просто Женя держала своего коллегу под руку, словно того только что настигло тяжелое известие.

– Ну что, ребятки, куда дальше? На базу? – довольно потягиваясь, спросил водитель Миша, который успел неплохо вздремнуть, пока Женя с Димой фиксировали подробности чужой драмы.

– Ой, нет, – спохватилась Женя. – Мы же сейчас недалеко от кольцевой?

– Точно.

– Мне бы надо на Серебристый бульвар заскочить. Взять у родственников Лосевой несколько фото, пока те на родину не подались, – разыскивая в сумке телефон, объяснила Женя. – Только сперва позвоню, а то вдруг их дома нет.

Но Анины родственницы оказались дома.

– Проходите, – распахнула перед Женей дверь Валентина Петровна. – А мы вот вещи собираем, уезжаем завтра, – пояснила Анина мама, указывая на выставленные в прихожей баулы.

– А Анька-то нас кинула. Вот апартаменты освобождаем, – выглянув в прихожую, вместо приветствия сообщила Лиля.

– В каком смысле? – растерялась Женя от такого приема.

– А в таком, – зло бросила лохматая, потная от сборов Лиля, убирая с лица длинную кудрявую прядь. – Квартиру эту своему хахалю оставила.

– Никите? – безмерно удивилась Женя.

– Какому еще Никите? – разогнувшись над сумкой, спросила Валентина Петровна. – Я про Никиту не знаю, а завещание написано на Самоварова Даниила Александровича.

– А кто это? – нахмурилась Женя, пытаясь вспомнить, не слышала ли раньше это имя.

– А кто его знает? Хахаль, наверное, – зло бросила Лиля, снова уходя в комнату, и уже оттуда продолжала: – Зачем ей о матери с сестрой думать? У нее кобелей куча.

– Да нет. Не может быть. – Женя старалась оценить ситуацию. – Когда бы она успела? Она же болела последние месяцы. А когда составлено завещание? Может, оно уже старое?